Мифология и начало литературы
"Для афинян поколения Геродота и Фукидида, двух великих историков - основоположников исторической науки, такие мифические персонажи, как Эдип, Ахилл, Тесей, были, пожалуй, более живыми и реальными фигурами, чем многие действительно существовавшие персонажи греческой истории VIII - VI веков до н.э." - пишет Ю. Андреев в книге "Поэзия мифа и проза истории".
А мы скажем так: для нынешних школьников персонажи греческой истории VIII - IV веков до н.э. (многие из которых изображены Геродотом и Фукидидом) - не менее мифические герои, чем Эдип или Ахилл. Описываемые Фукидидом события, скорее всего, происходили в XII-XIII веках, но степень достоверности этих описаний под вопросом. Действительно ли "наука нового времени смогла окончательно освободить историю от мифологии", как полагает Андреев, или наоборот - наука окончательно мифологизировалась?
Оставаясь в пределах традиционной хронологии, ученые задают сами себе вопросы, и не могут ответить. Что толку призывать друг друга найти ту грань, ту ступеньку, с которой начинается история общества, уже не сводимая к простому чередованию мифических эпизодов, если пока, как мы видим, историю сводят именно к этому, к чередованию мифов. Совершенно справедливо пишет А. Лосев: "Миф, как средоточие знания и вымысла, обладает безграничными возможностями, в которых Платон видит даже нечто магическое, колдовское. Недаром миф может заворожить человека, убеждая его в чем угодно... Сомневающихся в богах тоже заговаривают мифами".
Так и нас, скептически настроенных к традиционной истории людей, "заговаривают" мифами со множеством бытовых подробностей, и называют это наукой. Например, искусствоведы составили очень подробную и весьма наукообразную историю искусства. В этой истории изобразительное творчество X века напоминает творчество младшеклассников, впервые взявшихся за это дело, а вот великолепные римские портреты II-III  веков никак не могли бы выполнить дети, хоть они и сделаны якобы за восемьсот лет до примитивных работ Х века!
Если же найти в себе смелость посмотреть на искусство непредвзято, сразу становится ясно, что классическое искусство не имеет никакого отношения к "детству человечества", - таковым является искусство первобытное. Точно так же легко увидеть отличия мифологий, первобытной и античной. 
В первобытном сознании царствует до-логическое мышление. По определению Леви-Стросса, "в мифе все может случиться; кажется, что развитие событий в нем не подчинено никаким правилам логики. Любой субъект может иметь какой угодно предикат (свойство); возможна, мыслима любая связь". То есть смыслы покорно следуют за сочетаниями слов.
Позднее мифология становится более осмысленной. На рубеже бронзового и железного веков явно фантастические сказания сменяются "былинами". Мифология предшествует любой письменной литературе, ибо представления о происхождении мира, о явлении природы и т.д. относятся и к религии, и к народному творчеству. 
А вот историку античной словесности приходится очень трудно, ведь ему надо держаться хронологических построений скалигеровцев, но то, что он обязан называть "мифом античности", таковым не является, выбиваясь из ряда первобытных мифов, а то, что считается "историей античного мира", есть история не античного мира. Это история средневековья, что тоже, в общем-то, "выпирает". Ложное знание не способно увлечь по-настоящему ни историка, ни читателя. Примером, что из этого получается, может служить книга "Миф и литература древности" О. Фрейденберг. Впечатление такое, будто автор запутала сама себя.
"До греческой литературы нет никакой литературы, - пишет она. - Я хочу сказать, что нет в античности. Что касается до древнего Востока, то и там ее нет, но это и несущественно, потому что "детство" возникающего общества не может перенимать готовых образов общества дряхлеющего... О ней (греческой литературе) нельзя говорить, как говорят о продолжающейся литературе, хотя вся беда в том, что о ней говорят именно так".
Понять автора трудно. Речь здесь о том, что литература средневековая и античная проделали сходный путь, но у средневековых писателей были предшественники - как раз антики, но они предшественников не имели, причем не потому, что их не было, а потому, что они были авторами "дряхлеющего общества". Читателю становится понятным, что сходство в развитии античной и средневековой литератур ничем не объяснимо. Автор тоже это понимает, но признать не может:
"Получается так: античная литература... подобна (за исключением "полисных" сюжетов) любой европейской литературе - немецкой, английской, русской, французской".
"Античная литература возникла из фольклора. Нельзя игнорировать тот факт, что античной литературе не предшествовал никакой род литературы, ни своей местной, ни занесенной извне. Ведь только начиная с эллинизма литература получает возможность опираться на предшествующую литературную традицию; архаическая и классическая Греции такой литературной традиции не имеют".
Есть такая болезнь: шизофрения. У человека раздваивается сознание. То он рядом с вами, живет нормально и все понимает, то вдруг начинает в воздухе руками чертей ловить. История, разделенная на историю средневековья и историю античности, как раз и являет нам беспрерывно примеры шизофренического бреда, вроде этих рассуждений об античной литературе:
"Спрашивается, что же ей предшествует? В научной литературе ответ на этот вопрос прекрасно разработан. Правда, неверно названа сама область этого ответа. То, что до сих пор называлось историей религии, в английском понимании - фольклором, во французском - первобытным мышлением, следует обозначить совершенно иначе. И мышление-то это не первобытное, и фольклор этот еще не фольклор, и, главное, эта религия вовсе не религия. Но дело не в этом...Теперь все, что я здесь сказала, я прошу забыть".
К чему же все это словоблудие? Автор верит, что античная литература не такая, как другие, особенная, и хочет нас в этом убедить. Получается плохо, а между тем надо же объяснить, почему она, не имея предшественников, ничем не отличается от средневековой литературы, которая, как всем понятно, предшественника имеет - в лице литературы античной. Но литературоведу самой не ясно, ни чем отличается античная литература от прочих, ни чего она от нее хочет... А, вот, кажется, поняла:
"В античности структура литературного произведения дается автору в готовом виде, в обязательном порядке".
Да разве так - только в античности? А в средневековье этого нет? Кажется, наш литературовед уже целиком переселилась в область мифа. Античные писатели для нее - рабовладельцы, которые эксплуатируют "народное творчество", черпая из него сюжеты и структуру своих произведений. То есть, в основе "античной литературы" - народ и его творчество, а творчество писателей совсем  не творчество, потому что писатели не "представители народа", а рабовладельцы. Марксистский взгляд не допускает, чтобы рабовладельцы занимались тем, что выросло не в их слоях, потому что они, как вы сами понимаете, "страшно далеки от народа". Отсюда вся эта невнятность в теоретических построениях многих литературоведов. История учит их одному, а когда они сами влезают "в античность", то видят совсем другое. Им становится страшно, и начинаются уже совсем дурные выдумки, вроде "теории полисов".
Но и понятие полиса литературоведов не спасает. Под полисом они понимают не город в современном значении слова, а специфическую античную форму государственности, когда в пределах одного города как бы происходит целая мини-история мини-государства, сменяются типажи, пролетают эпизоды, словно в кино. В таком городе царит демократия, развиваются науки и искусства, а за его стенами - одни недоумки, не способные обучиться грамоте. Они в это "кино" не попали.
Л. Глускина так описывает ситуацию в книге "Античная Греция. Проблемы развития полиса": 
"Корень зла для Аристотеля, и особенно для Платона, заключается в стремлении к наживе, к чрезмерному обогащению, с одной стороны, и посягательствам бедноты на имущество состоятельных граждан, с другой. Придя к власти, бедняки переобременяют богачей литургиями или прибегают к конфискациям, изгнаниям, а то и казням (прямо какая-то французская революция!). Эта политика способствует сплочению богатых граждан, склоняет их к заговорам. Опасаясь их, народ вручает защиту своих интересов сильному человеку, представляющемуся ревнителем интересов демоса и врагом богачей. Возникает тирания, сначала угождающая народу отменой долгов и переделом земли, но затем приводящая к жесточайшему порабощению (а это "русская" революция. Авт.)... Ничуть не лучше и олигархия, при которой имущественный ценз, а не способности человека определяют его положение в обществе".
Но чем же отличаются город и античный полис? "Полис и город начинают выражать две противоположные тенденции: город - центр производства, полис - объединение землевладельцев... Развитие города как общественного организма, средоточия производства и обмена постепенно деформирует полисную структуру", - объясняет Г. Кошеленко.
На наш взгляд, правильнее было бы сказать, что полис - понятие XII-XIII веков, а город - уже XIV века.
"Город как олицетворение развития производства (в первую очередь ремесленного) и товарно-денежных отношений вступал в конфликт с полисом как социальным организмом, основанным на общинных началах и допускающим лишь ограниченное развитие ремесла и товарно-денежных отношений... Не случайно в ряде греческих полисов принимались законы, ограничивавшие права гражданства для людей, занятых ремесленным трудом, или гражданам вообще запрещали заниматься ремеслом".
Не напоминает ли это противоречия между феодальным и капиталистическим способами ведения хозяйства? И в истории средневековой Европы есть примеры подобных законов. 
В 1343 году во Флоренции произошло первое крупное выступление чесальщиков шерсти. В 1345 году создана организация чесальщиков и красильщиков. В 1371 году вспыхнуло восстание шерстянников в Перудже, которое поддержали другие ремесленники. В Сиене было организовано правительство "тощего народа". Были изгнаны наиболее богатые горожане.
Увеличивалось расслоение внутри цехов ремесленников. Цеховые мастера отделялись от подмастерьев и занимали привилегированное положение. Во Франции согласно закону от 1351 года устанавливался максимум заработной платы и затруднялся доступ к "метризе" - к получению звания мастера.
"Крестьяне, селившиеся в городах, приносили с собой навыки общинного устройства. Строй общины-марки, измененный в соответствии с условиями городского развития сыграл очень большую роль в организации городского самоуправления... Особенностью средневекового ремесла в Европе была его цеховая организация. Цехи представляли собой особые союзы-объединения ремесленников определенной профессии в пределах данного города... Цех строго РЕГЛАМЕНТИРОВАЛ производство, через избранных должностных лиц он следил, чтобы каждый член цеха выпускал продукцию определенного количества... Уставы цехов строго ОГРАНИЧИВАЛИ число подмастерьев и учеников, ЗАПРЕЩАЛИ работу в ночное время и праздничные дни, ОГРАНИЧИВАЛИ количество станков, регулировали запасы сырья". (Выделено нами. Авт.)
В XII-XIII веках в городах-полисах шла борьба за власть между цехами и городским патрициатом (землевладельцами и богатыми домовладельцами). Так формировалось сословие бюргеров в средневековой Европе, и такой же процесс описывает нам Л. Глускина, но происходил он якобы в античной Греции. И дальше параллели между ее античным миром и Европой - поразительные:
"Наемничество, распространение которого было прямым следствием развивающегося кризиса полиса, в свою очередь явилось фактором, усугублявшим и углублявшим этот кризис... Отряды таких наемников, возглавлявшиеся опытными командирами, представляли собой готовый горючий материал, который самим своим существованием способствовал вспышкам новых конфликтов как между различными государствами, так и внутренних".
Да ведь это же средневековая Италия! В 1378 году произошло крупное восстание чомпи (ремесленников, которым отказывали в создании своих цехов) во Флоренции:
"В июле доведенные до отчаяния чомпи двинулись к Старому дворцу, резиденции правительства. Вскоре запылали дома богачей, а их владельцы бежали... В конце августа вооруженные отряды наемников в союзе с ополчением феодалов разгромили повстанцев... С помощью наемников во главе с их предводителями - "кондотьерами" - правительство Флоренции вело активную захватническую политику". 
То, что мы сейчас делаем, в кинематографе называется монтаж. Из кадров, снятых на одной площадке с разных точек, монтируется одна картина. А можно смонтировать две (а то и три), что и сделали историки посредством неверной хронологии.
Но, может быть, у кого-то наше сравнение светлой и счастливой поры греческих полисов и мрачного средневекового города вызвало раздражение?.. На этот счет существуют разные мнения. Например, взгляды Ницше на устройство жизни в Древней Греции таковы:
"Греки вовсе не были гуманным народом... Их культура была культурой узкого слоя господ, стоящих над массой вьючных животных".
Представления историков о своем предмете, как видим, могут быть весьма субъективны. С одной стороны, нам сообщают, что в полисах развивались науки, искусства (это при преследовании ремесленников и торговцев, приносящих полису деньги?) и философия. С другой - что в эллинистическую эпоху "ни производство того времени, ни философия не имели нужды в расширении научного кругозора". 
Александр Македонский наплодил полисов по всему миру, после чего "полисное мышление" само собой разрушилось. Фантастика!
Развитие философии, литературы и искусства в "античности" налицо: софисты, Академия Платона, аристотелевский Ликей, затем "сад Эпикура", стоики, перипатетики. С другой стороны, как пишет О. Фрейденберг, "когда появляется Лукиан, философия уже носит характер не творческой науки, а давно изготовленного к употреблению предмета просвещения... Это греческий ренессанс, который отличается от итальянского тем, что возрождает самого себя". 
Вот вам еще одно "возрождение" - самого себя. Забавно, однако, что история Древней Греции изобилует подъемами и падениями, и началось это задолго до Платона и Эпикура. 
В книге "Раннегреческий полис" Ю. Андреев сообщает:
"...В конце XIII в. до н.э., когда на страну обрушились дикие орды северных пришельцев, опустошая все на своем пути... Некоторые области Средней Греции лишились большей части своего населения и почти совершенно обезлюдели".
Кто же это такие были? Читаем, и вдруг на тебе:
"Мы ничего не знаем ни об их (пришельцев) происхождении, ни о маршруте, по которому они пришли, ни о том, наконец, куда они исчезли после того, как разграбили и опустошили всю страну".
Так, может быть, их и не было? И дикие орды лишь привиделись историкам? Или, что вернее всего, все эти описания лишь сохранившееся в фольклоре воспоминание о крестовых войнах?..
"Дальнейший ход событий во многом неясен... В это время продолжается и, по-видимому, еще больше возрастает отток населения из материковой и островной (!) Греции".
То есть местное население, разбежавшись во время нашествия неизвестно какого врага, и даже уплыв с островов, напрочь отказалось возвращаться в покинутые города после прекращения нашествия, чтобы начать строить новую жизнь, а продолжает жить в шалашах и пещерах. И пришельцы тоже в старых городах жить не желают, ведь они - "дикие варвары". (Ау, санитары!) Кто же там и, главное, что "возрождал"?
"Основная часть населения, - продолжает фантазировать историк, - или постоянно кочевала с места на место или ютилась по незначительным деревушкам, от которых не осталось никаких следов... Расположенные на их (городов) территории дворцы и другие постройки разрушены и лежали в развалинах. В них никто уже больше не жил".
Впечатление такое, что кто-то запустил кинопленку в обратном направлении. В самом деле, историк рассказывает здесь о 4-м траке, а это нисходящая ветвь синусоиды, регрессная. Так что ничего удивительного, что в этой истории дела идут все хуже и хуже:
"Общее число мест, где обнаружены следы микенской культуры на территории Арголиды, составляет 44 наименования. В следующий за катастрофой период их число сокращается более чем вдвое - до 19 наименований. Для Мессении аналогичное соответствие составляет 41 к 8, для Лаконии 30 к 7, для Беотии 28 к 5... Следы поселений, которые можно было бы датировать периодом 1100-900 гг. до н.э. на территории Балканской Греции и большей части островов Эгейского моря, чрезвычайно редки".
Итак, в XIII веке от пришедших неизвестно откуда неизвестно кого разбежались греки материка и островов, а в XII-XI веках до н.э. якобы перерождается микенская культура, причем здесь уже местное население (кстати, неизвестно из кого состоящее) ведет себя по варварски, без всяких пришельцев. Объяснения происходящего очень туманны. Дж. Перкис пишет по этому поводу в книге "Греческая цивилизация":
"Старый способ объяснять культурные и лингвистические изменения рядом "нашествий" больше не приветствуется и не считается убедительным. С современной точки зрения, большинство людей - и, разумеется, их предки - всегда жили на одном месте, и существует много внутренних причин, объясняющих, почему меняется культура и язык". 
Но время не течет вспять. Как же сам Дж. Перкис объясняет "обратный" ход истории? Ответа нет. Зато потом начинается какой-то греческий ренессанс, "возрождающий сам себя". А с I века н.э. греческая цивилизация опять падает, и даже писатели возвращаются к языку четырехсотлетней давности (!), зато римская цивилизация почему-то возвышается именно на фоне падения греческой. Из чего складываются столь странные представления о начале литературы, вообще об истории? Не морочат ли нам голову?
Мы отказываемся верить этим ничем не подкрепленным выдумкам и приходим к выводам, что поскольку архаическая форма полиса относится к XI-XII реальным векам, то к этому же времени относится и зарождение письменной литературы.
И хотя в "Истории всемирной литературы" сказано, что "Старые" литературы... были замкнуты в своем существовании рамками Древнего Мира, и даже те творческие импульсы, которые они передали литературам - своим преемникам, были исчерпаны последними еще в Древности", - это всего лишь очередная попытка объяснить необъяснимое. На деле европейцы старательно творили свою собственную средневековую историю. Потом появились Скалигер и Петавиус и объявили: и не жили вы, а возрождали прошлое, да не свое, а чужое, - никому не ведомую античность! Одно можно сказать твердо: люди, которые все это придумали, веселились от души. Нашим же современным литературоведам остается только, зажмурившись от стыда (хочется все же верить в их человеческую честность) плести такие, например, кружева:
"Но я имела в виду историческое своеобразие Греции, еще мало изученное, которое сложилось в результате перехода и трансформации государственных (условный термин) форм, - всех этих эгейских культур, Крито-Микен и прочей чертовщины... Эволюции, конечно, не было, но из одной культуры вырастала противоположная, другая" (О. Фрейденберг).
Историки сказали: "эволюции не было", вот литературовед и пишет "конечно, не было", а просто из одной культуры вырастала другая. Для такого случая и существует слово "эволюция", но у них, литературоведов античности, тут не эволюция. Ведь из чего-то одного выросло что-то "противоположное". Понятно? Действительно, чертовщина.
 "Нужно сказать, что с античной литературой наши учебники обходятся без церемоний. С одной стороны, ее считают совершенно такой же художественной литературой, какой, по их мнению, должна быть и всегда была всякая литература. Сложенная в эпоху развитых понятий, такая литература отличается от нашей только по темам и кое-каким недоделкам".
Мы все время об этом и говорим: античная и "наша" литература практически неразличимы. А это дает возможность литературоведом самим устанавливать хронологический порядок в истории, а не следовать за оккультными построениями Скалигера и его последователей. 
Дым гигиены
Школьные учителя истории, а того пуще мультфильмы об античной жизни создали в представлении людей благостную картинку: возле чистого, белокаменного  античного города, на берегу чистого-чистого моря сидит чистый Архимед в белоснежном хитоне и рисует на чистом песочке архимедов винт, чтобы греки могли построить водяные насосы. Остается за кадром цель всей затеи: этот насос понадобился, чтобы смыть, наконец, завалы дерьма и грязи с улиц белокаменных городов. 
Историки рассказывают о правильно распланированных улицах полисов, о работах по осушению болот, о водопроводах, сработанных рабами Рима, об общественных банях и прочем подобном. А как же скученность в городах, антисанитария, отсутствие канализации, миазмы воздуха, клопах, тараканы, крысы? Кто задумывался о том, что общественный водопровод был именно общим, вода текла для всего города, не только не обеззараживаясь, а даже наоборот: вверху заразный моет ноги или чего похуже, внизу здоровый пьет.
Иногда складывается впечатление, что в древности эти проблемы люди решили, а затем (в средневековье) почему-то об этом забыли. Вот современное описание древних Помпей, "пропавших" из истории в I веке. О Термах Форума:
"Построенные в первый период римской колонии дуумвиром Луцием Цезием на общественные деньги, имели все характеристики римских терм: в них находятся все помещения, необходимые для полного цикла (раздевалки, баня с холодной водой, баня с теплой водой, баня с горячей водой), мужское и женское отделения. Каждое помещение обогревалось соответствующим образом посредством центрального отопления, циркулирующего под полом ("Hipocaistum" гипокаустерий) и, по необходимости, даже в двойных стенах. Очаровывает фригидарий (прохладная комната), его форма напоминает интерьер баптистерия или храмика эпохи Возрождения... В калидарии (в горячей бане) помещался большой умывальник для мытья лица и рук горячей водой (эта услуга обходилась в то время в 5250 сестерций - старинных римских монет), а с противоположной стороны находился мраморный бассейн".
*(Отметим не для дискуссии, а просто по ходу дела: если для того, чтобы помыть руки, нужно было приносить с собою пять с четвертью ТЫСЯЧ монет, то представьте себе, сколько мешков с деньгами несли рабы за помпейской гражданкой, отправляющейся на базар за покупками.)
Были здесь уже кое-какие правила дорожного движения, акведуки, цистерны с дождевой водой возле домов, общественные туалеты. Город отрыли в XIX веке, когда запахи уже выветрились; а погиб он, можно предположить, в XV веке, линия № 7. Разительным контрастом выглядит описание, составленное около 260 года (линия № 6, чумной XIV век) епископом Дионисием о другом знаменитом городе, прославленной египетской Александрии, столице имперской мудрости:
"Да и воздух - бывает ли он когда чист, заражаясь отовсюду зловредными испарениями? В самом деле, из земли поднимаются такие пары, с моря такие ветры, с рек такой воздух, с гаваней такие туманы, что росы суть сукровица мертвых тел, гниющих всеми составными своими началами. После сего удивляются и еще недоумевают, от чего эти непрестанные язвы, от чего эти жестокие болезни, откуда эта всякого рода гибель, откуда частая и многообразная смертность, что за причина, что такой обширный город уже не заключает в себе столько жителей".
Как видим, епископ знает не только о причинах заразных болезней, но и том, что воздух делится на некие "составные части", хотя подобное знание мог иметь только образованный представитель эпохи "Возрождения". Люди всегда проявляли повышенное внимание к своему здоровью, но почему же никто не обращает внимания на такую странность: эллинистические греки, как и просвещенные "древние римляне", знали о санитарии, писали медицинские трактаты; византийские ученые знали об этих работах, переписывали медицинские трактаты; наконец, средневековые деятели, отыскав в сырых монастырских подвалах древние рукописи, "возродили" старые знания - и только теперь это знание привело к практическим результатам, улучшению гигиены, снижению заболеваемости?!
Традиционная история помалкивает, потому что не может этого объяснить. В лучшем случае вам расскажут сказку о варварах, которые вроде и не люди вовсе. Их, наверное, даже клопы не кусали; пришли они в цивилизованный Рим, и ликвидировали медицину.
А из средств гигиены как в древности, так и (после многовекового перерыва) в средневековье самым эффективным способом обеззараживания воздуха было окуривание помещений ароматическими смолами. Этот же метод использовали для очищения мест обитания людей от ядовитых насекомых и змей. В девятой книге "Фарсалии, или поэмы о гражданской войне" Марк Анней Лукан (39-65 годы, линия № 6) описывает подготовку римских легионов к походному ночлегу:
Лагерь затем целебным огнем они окружают:
Здесь трещит бузина и каплет гальбан иноземный,
И тамариск, небогатый листвой, и восточная коста,
И панацея горит, и Фессалии тысячелистник;
Здесь и укроп шумит на огне, и тапс эрицийский,
Дым от полыни идет и от лиственниц - дым, ненавистный
Змеям; курятся рога оленей, рожденных далеко.
Ночь безопасна бойцам. А если дневная зараза
Воину смертью грозит, берется за магию племя -
И начинается бой заклинателя змей и отравы.
Даже само слово "парфюмерия", столь нам известное, произошло от латинского "рег fumum" - "через дым". И посмотрите, как перекликаются через века мыслители! 
Вольтер: "Возжигание ладана на паперти храма, где убивают животных в честь божества или на ужин священникам, закономерно. Эта бойня, именуемая храмом, превратилась бы в источник распространения мерзкого смрада, если бы храм постоянно не очищали; без помощи благовонных веществ религия древних принесла бы чуму".
Плутарх: "...Воздух, которым мы пользуемся и с которым соприкасаемся больше всего, не всегда имеет один и тот же состав и состояние... поэтому, восстав ото сна они (египтяне) тотчас возжигают камедь, оздоровляя и очищая воздух через разряжение его, и снова воспламеняют угасший природный дух тела, потому что аромат камеди имеет в себе нечто мощное и возбуждающее. Опять-таки, когда они видят, что полуденное солнце силой увлекает с земли обильные и тяжелые испарения и смешивает их с воздухом, тогда они возжигают смирну (мирру), ибо тепло разгоняет и рассеивает сгустившуюся в атмосфере муть и пыль". 
Геродиан (о чумной болезни в царствование Коммода): "жители Рима по предписанию врачей наполняли ноздри и уши самым благовонным мирром и постоянно употребляли курения и пахучие вещества, так как некоторые говорили, что благовоние, опередив, наполняет проходы чувствительных органов и препятствует восприятию вредоносного воздуха, а то, что раньше попадает туда, подавляется более мощной силой благовония". 
Точно так же, как в античности, и при ее "Возрождении" к оздоровлению воздуха ароматическими веществами прибегали повсеместно, в том числе и для профилактики болезней. У лекарей, посещавших зачумленные кварталы, голова, по выражению Б. Гиббонса, напоминала баскетбольный мяч, ибо они надевали шлемы, в которых закреплялись "емкости с ароматами". 
В "Утопии" Томаса Мора жители идеального общества равнодушны к роскоши, испытывают презрение к золоту и серебру, но... делают исключение для ароматических веществ. "Утопийцы возжигают курения и разбрызгивают благовония". Указывается, что горожане чрезвычайно боятся нечистоты воздуха, от чего может "возникнуть болезнь". Социальный фантаст Томас Мор в XVI веке не мог себе представить, что чума будет побеждена!
В то время зараза буквально витала в воздухе, поскольку города были феноменально грязны. Лишь после двух - трех столетий, наполненных чередой пандемий, в результате усилий ученых стало все-таки понятно, из-за чего возникают болезни, как с ними бороться и как предотвращать. Вот как выглядели реальные города, - "античные", и одновременно средневековые, - до середины XVI века (линия № 8) и даже позже, в изложении А.М. Петрова:
"...Европа в буквальном смысле задыхалась от нечистот, погибала от антисанитарии, тяжелейших болезней, нескончаемых эпидемий чумы, оспы, тифа, различных моровых поветрий, описания коих затмевают трагизм подобных бедствий времен античности и Византии.
И.М. Кулишер пишет: "...грязны были и люди, и дома, и улицы. В комнатах гнездились всевозможные насекомые, которые в особенности находили себе удобное место на трудно очищаемых балдахинах, устраиваемых над кроватями именно в защиту от находившихся на потолке насекомых". (Вот таким было истинное предназначение балдахина, этого якобы непременного атрибута изысканной роскоши, как в наивном неведении его теперь изображает историко-куртуазный кинематограф.) Однако вернемся к нашим вшам. Ф. Бродель добавляет: "Блохи, вши и клопы кишели как в Лондоне, так и в Париже, как в жилищах богатых, так и в домах бедняков". Впрочем, все это только предисловие к чудесам антисанитарного состояния европейских обществ.
Следующие факты, глядя из наших дней, кажутся неправдоподобными: "Свиньи гуляли "перед всей публикой" по улицам; даже когда это запрещалось, все же в определенные часы дня они могли свободно ходить по городу; перед домами были выстроены хлева для них, которые загораживали улицу; дохлые собаки, кошки лежали перед домами и на площадях. Французский король Филипп II Август, привыкший к запаху своей столицы, в 1185 г. упал в обморок, когда он стоял у окна дворца, и проезжавшие мимо него телеги взрывали уличные нечистоты... А германский император Фридрих III едва не погряз в нечистотах вместе с лошадью, проезжая в 1485 г. по улицам Рейтлингена". В большинстве городов еще не было водопроводов; в городских же резервуарах находили трупы кошек и крыс. Не чище были и реки в городской черте - эту воду пили, на ней замешивали хлеб. 
После каждого дождя улицы превращались в непроходимые болота. Здесь же находились сточные канавы, издававшие зловоние и служившие очагами заразы. Зачастую отсутствовали даже выгребные ямы, "и население удовлетворяло свои потребности во дворе (и выбрасывало экскременты на улицу); в небольших городах это проделывалось даже посреди улицы; Лувр, в Испании даже королевский дворец были совершенно загажены". Улицы главного города Оверни Клермон-Феррана по своей грязи и зловонию, говорит Артур Юнг, "напоминали траншеи, прорезанные в куче навоза". В 1531 г. жителям Парижа было приказано устроить у себя в домах выгребные ямы, чтобы не пользоваться для тех же целей улицами, но еще при Людовике XIV только немногие обзавелись ими. Еще в XVIII в. нечистоты из плохо устроенных выгребных ям попадали в соседние колодцы. Во всем Париже не было места, где проходящие по улице были бы гарантированы от того, что им на голову не выльют содержимое ночной посуды или ведер с экскрементами.
Изредка города очищались: когда в Париже в 1666 г. вследствие непрекращающихся чумных эпидемий была произведена подобная очистка улиц, то в ее честь не только слагались поэмы, но были чеканены две медали в память об этом чрезвычайно знаменательном историческом событии. Дижонский врач Жаре (XVIII в.) в ярких красках описывает весь ужас погребения мертвых в церквах и указывает на огромные опасности, связанные с таким соседством для населения, ибо земля и воздух отравлялись трупами погребенных, "вследствие чего испарения, исходящие от мертвых, убивали живых". Сохранилось описание одного из кладбищ Парижа, которое было устроено так, что в прилежащих к этой местности домах от зловония припасы портились в течение нескольких часов.
Можно ли что-либо лучшее придумать для питомника инфекций? "Главным, наводящим ужас действующим лицом, - пишет Ф. Бродель об этом периоде, - выступает чума - "многоглавая гидра", "странный хамелеон", - столь различная в своих формах, что современники, не слишком присматриваясь к ним, смешивают ее с другими заболеваниями. Самый видный персонаж пляски смерти,  - она явление постоянное, одна из структур жизни людей". 
Конечно, в книге об истории литературы нельзя обойтись без художественного описания обстановки того времени. Но обстановка эта была столь гнусна, что литераторы средней руки даже не брались за такую ужасную тему. Тут нужен был не меньше, чем гений. К счастью, только в фантазиях историков бывают "бесплодные" на таланты века. На самом деле, они есть всегда. Нашелся автор, который описал послечумные времена с натуры.
Микеланджело Буонароти (1475-1564):
Я заточен, бобыль и нищий, тут,
Как будто мозг, укрытый в костной корке,
Иль словно дух, запрятанный в сосуд;
И тесно мне в моей могильной норке, 
Где лишь Арахна то вкушает сон, 
То тянет нить кругом по переборке;
У входа кал горой нагроможден,
Как если бы обжоре-исполину
От колик здесь был нужник отведен;
Я стал легко распознавать урину
И место выхода ее, когда
Взгляд поутру сквозь щель наружу кину;
Кошачья падаль, снедь, дерьмо, бурда 
В посудном ломе - все встает пределом 
И мне движенья вяжет без стыда;
Душе одна есть выгода пред телом:
Что вони ей не слышно; будь не так - 
Сыр стал бы хлебу угрожать разделом;
С озноба, с кашля я совсем размяк:
Когда душе не выйти нижним ходом, 
То ртом ее мне не сдержать никак;
Калекой, горбуном, хромцом, уродом
Я стал, трудясь, и, видно, обрету
Лишь в смерти дом и пищу по доходам;
Я именую радостью беду,
Как к отдыху тянусь я к передрягам -
Ведь ищущим Бог  щедр на маету! 
Взглянуть бы на меня, когда трем Магам 
Поют акафисты, - иль на мой дом, 
Лежащий меж больших дворцов оврагом!
Любовь угасла на сердце моем, 
А большая беда теснит меньшую:
Крыла души подрезаны ножом;
Возьму ль бокал - найду осу, другую;
В мешке из кожи - кости да кишки;
А в чашечке цветка зловонье чую;
Глаза уж на лоб лезут из башки, 
Не держатся во рту зубов остатки - 
Чуть скажешь слово, крошатся куски;
Лицо, как веер, собрано все в складки - 
Точь-в-точь тряпье, которым ветер с гряд 
Ворон в бездождье гонит без оглядки;
Влез в ухо паучишка-сетопряд, 
В другом всю ночь сверчок поет по нотам;
Одышка душит, хоть и спать бы рад;
К любви, и музам, и цветочным гротам 
Мои каракули - теперь, о страх! 
Кульки, трещотки, крышки нечистотам!
Зачем я над своим искусством чах, 
Когда таков конец мой, - словно море 
Кто переплыл и утонул в соплях.
Прославленный мой дар, каким, на горе 
Себе, я горд был, - вот его итог:
Я нищ, я дряхл, я в рабстве и позоре.
Скорей бы смерть, пока не изнемог!
(перевод А. Эфроса.)
Такова, читатель, была гигиеническая ситуация в ренессансной Европе! А вот при описаниях городов арабского Халифата даже для IX-X веков историки находят иные слова.
Из книги "Всемирная история искусств" П.П. Гнедича:
"Кордова быстро изменила свой вид и достигла под управлением мавров высшей степени благосостояния... На 10 миль вокруг горели фонари на отлично вымощенных улицах (а между тем несколько столетий спустя в Лондоне не было ни одного городского фонаря, а в Париже обыватели буквально тонули в грязи). Роскошь и блеск азиатской неги были привиты арабами Европе. Их жилища с балконами из полированного мрамора, висевшими над померанцевыми садами, каскады воды, цветные стекла - все это представляло такую резкую разницу с дымными хлевами Франции и Англии, где ни труб, ни окошек не делалось... Мануфактурное производство шелковыми, льняными, бумажными пряжами и тканями совершало чудеса. Арабы впервые ввели опрятность в одежде, употребляя нижнее, моющееся платье из полотна... Арабские авантюристы, проникая на север через Пиренеи, заносили в варварскую Европу рыцарские нравы арабов, их роскошь и вкус к изящному. От них в Европе получили начало рыцарские турниры, страстная любовь к лошадям, псовая и соколиная охота. Звуки лютней и мандолины раздавались не только в Кордове, но зазвучали и во Франции, и в Италии, и в Сицилии".
Это описание - результат использования историками неверной хронологии. Такая ситуация в Испании и вообще арабском мире могла быть в XIII-XIV веках, то есть европейская гигиена отставала (если отставала) от арабской лет на сто, но никак не на шестьсот.
Фармакология - тема безграничная, и здесь нет никакой возможности уделить ей много места. Однако отметим, что в качестве лекарств использовалось огромное, именно огромное количество так называемых "пряностей Востока" (что, кстати, еще раз подтверждает нам близкую связь европейского и арабского миров и невозможность шестисотлетнего "отставания"). Будет больной ошибкой считать, что Европа принимала их только в качестве приправ к пище. Для лечения применяли буквально всё: корицу при тифозных горячках, гвоздику и имбирь против чумы; перец жевали с изюмом "от нервов", а также для укрепления желудка и печени. В ход шли алоэ, сабур, опий, кассий, мускатный цвет и мускатный орех, шафран, сандал, кардамон, камфора, ладан, бделлий... 
"Пряности играли не меньшую роль, чем благовония, в борьбе с эпидемическими заболеваниями в древнем мире. Однако мы можем рассмотреть это их свойство, перейдя непосредственно к средним векам, так как античные рецепты, да и большинство приемов врачевания вошли в византийскую, арабскую и европейскую ветви медицинской науки", - пишет А.М. Петров. Вот уж воистину!..
Постоянные "повторы" медицинских знаний мы  видим в творчестве лучших людей того времени. Не было других лекарств, кроме природных, и не было другой медицины, кроме заклинаний, сопровождавших прием этих лекарств, и это - общее свойство времен, называйте их древними, старыми или новыми. Только травы, "зелья" и маги спасают от болезней; только от старости и смерти они не спасут.
Эразм Роттердамский (1469-1536):
...Но век, какой однажды 
Выпряден странной Клото: на висящих ее веретенах,
Тот век ни зелья Кирки 
Не возродят, ни жезл чудодейственный Майина сына,
Ни фессалийцев злые
Все заклинанья вернуть не сумеют, ни соки Медеи,
Ни если б сам Юпитер 
Нектаром даже тебя напитал и амброзии влагой, -
Ведь это пища юных, 
Как написал пустомеля - Гомер, а старым - запретна;
Ни если бы росою 
Мощной тебя укрепила, сияя, супруга Титона,
Ни если б три и восемь 
Раз, как Фаон, перевез ты Венеру по волнам Хиосским,
Ни если б любые 
Травы Хирон сам тебе подарил, что земля производит, -
Ни перстенёк, ни зелья 
Вместе с могуществом их не задержат летящие годы,
Ни магов заклинанья 
Пеньем диковинным реки бурлящие не остановят;
И не достигнуть тем же, 
Чтобы стремнины потоков течение вспять повернули,
И звездные Плеяды 
Остановились, и Феба недвижно стала квадрига.
(перевод с латинского Ю. Шульца.)
Автора приведенных выше стихов Эразма Роттердамского (линия № 7-8) считают лучшим латинистом своего времени; но ничуть не хуже была латынь жившего за двенадцать - тринадцать веков до него медика по прозвищу Квинт Серен Самоник (2-я треть III века, линия № 7 "римской" волны), автора медицинской книги "Целебные предписания". Книгу принято называть поэмой, и действительно, рецепты написаны стихами. Поэма излагает всю практическую медицину, кроме акушерства и хирургии, и состоит из вступления и 64 глав, которые содержат весьма научные рецепты, хотя упоминаются и магические средства и заклинания, в числе которых ставшая впоследствии знаменитой "абракадабра". Но все же автор отрицательно относится к суевериям:
"Но о других умолчу многочисленных я небылицах:
Ведь лихорадку изгнать песнопения всякие могут,
Как суеверье пустое и бабки дрожащие верят".
В основном же произведение повествует о том, что ныне называется "народной медициной": как правильно применять простые природные средства лечения. Среди рекомендуемых автором чаще всего упоминаются перец, чеснок, плющ, рута и укроп, свыше 40 раз появляются на страницах поэмы различные сорта вин, свыше 30 раз - уксус. Ю.Ф. Шульц, комментируя поэму, пишет также: "Во многих случаях применяются внутренности и помет различных животных - средства, получившие наибольшее распространение в медицине средних веков". Это упоминание средних веков в комментариях к римскому поэту кажется нам весьма показательным.
Квинт Серен Самоник. СРЕДСТВА ДЛЯ ЖЕЛУДКА И ПИЩЕВАРЕНИЯ:
Те, кто считают желудок властителем нашего тела, 
На справедливое, кажется мне, опираются мненье. 
Так, если действует он безотказно, - все органы крепки, 
Если же болен, - и в них нарушенья тогда возникают. 
Мало того, коль бесплодно леченье, то мозга коснется 
Также болезнь и оттуда здравый рассудок похитит. 
В ступе тогда деревянной салата черного семя 
Ты разотри натощак, добавив и сладкого меда. 
Будет трех ложек тебе на одну достаточно пробу. 
Редьки растертое семя с медовым напитком поможет;
Или две части полыни берут и руты частицу
С влажным греческим сеном и пьют в воде кипяченой.
Иль молоко от родившей козы с семенами укропа;
Также вареный полей по-дружески помощь окажет. 
В виде питья и припарок и уксус полезен желудку. 
Или в горячей воде свежесваренных также улиток 
Прямо на уголья ставь и, поджарив, вином их опрыскай 
С соусом рыбным, но помни, что лучше - улитки морские. 
Если в желудке твоем несварение пищи лютует, 
Пей розмариновый цвет вместе с перцем горячим, но средство 
Есть и другое: из соли крупинок и ломкого тмина;
Их ты добавишь к еде и вместе с едою проглотишь.
Или в постели своей выпей острого уксуса влагу.
Вынув желудок нырка, ты сожги его, соли добавив,
Кроме того - сухарей и, перцем обильно посыпав,
Вместе смешай: и божественный дар 
				ты получишь в лекарстве.
Средство и это поможет нормальному пищеваренью:
Зернышек пять расколи ты привозного перца и утром 
С фиником мягким дамасским глотай этот перец скорее.
Знакомясь с творчеством других авторов, писавших на ту же тему - как, например, Валафрид Страбон, 809-849 годы, линия № 7 "каролингской" волны, - обнаруживаем, что желудок продолжали считать "властителем нашего тела" и полтысячи лет спустя. Если же учесть явное сходство стиля этого и следующего произведения, выражающееся не только в стихотворном размере, но и в предмете и дидактическом характере разговора, - автор продолжает давать советы, объясняя, как надо поступать с растениями, как готовить лекарства, и как их применять, - то становится ясной одновременность создания этих произведений. 
Валафрид Страбон. СЕЛЬДЕРЕЙ:
В наших садах сельдерей свою ценность хотя и теряет 
И, полагают, что он лишь одним ароматом полезен, 
Многим, однако, лекарствам на помощь приходит своими 
Свойствами он. Коль его семена ты растертыми примешь, 
То, говорят, что задержку мочи, приносящую муки, 
Сломишь, а если его пожевать вместе с нежной листвою
Он переварит еду, что блуждает в глубинах желудка. 
Если же тела властитель тесним тошнотою мутящей, 
Пьется тотчас сельдерей и с водою, и с уксусом горьким,
И отступает страданье, сраженное быстрым леченьем.
Наш спор с историками - о хронологии. Мы говорим, что столь похожие дидактические стихи есть произведения одной эпохи, а хронология требует пересмотра. Историки немедленно ответят, что схожесть стихов и рецептов произошла не из-за неверной хронологии, а из-за обезьяньих свойств человеческого характера, и что просто фармакологи разных веков "подражали" стилю древних, полагая его самым совершенным и не требующим улучшений. Возникает вопрос: а откуда же взялись медицинские стихи Квинта Серена Самоника? Ведь он не подражал своим древним, которые и стихов не писали, и медицины не знали.
Хотя в рамках того конгломерата сведений, который принято называть историей, можно найти и такие чудеса, как упоминание древних египетских медицинских трактатов в поэзии Древнего Египта (в переводах Анны Ахматовой и Веры Потаповой): 
Семь дней не видал я любимой.
Болезнь одолела меня.
Наполнилось тяжестью тело.
Я словно в беспамятство впал.
Ученые лекари ходят -
Что пользы больному в их зелье?
В тупик заклинатели стали:
Нельзя распознать мою хворь.
Шепните мне имя Сестры -
И с ложа болезни я встану.
Посланец приди от нее -
И сердце мое оживет.
Лечебные побоку книги,
Целебные снадобья прочь!
Любимая - мой амулет:
При ней становлюсь я здоров.
От взглядов ее - молодею,
В речах ее - черпаю силу,
В объятиях - неуязвимость.
Семь дней глаз не кажет она!
Из традиционной хронологии неизбежно является вывод: древние (египтяне, греки, римляне) имели другие человеческие свойства, нежели средневековые люди. Древние изобретали, средневековые подражали. Но поскольку современные историки не пишут свои летописи в стиле "Повести временных лет", подражая гениальным древним, то, значит, в какой-то момент люди опять поменяли свойства своего характера, и опять начали изобретать и развиваться. Это видно и на примере медицины с фармакологией: вряд ли современные наши академики от истории будут лечиться по рецептам Самоника или Страбона.
Реконструируя всю хронологическую карту истории, некуда нам деваться, кроме как датировать все приведенные здесь стихи XV веком. Среди предшественников поэтов-врачей нет никого, кто жил бы раньше линии № 7. Все известные рукописи книги Квинта Серена Самоника (всего 14 экземпляров) тоже относятся к этой линии, причем две - прямо к XV веку, а другие к нему же по разным "волнам" (каролингской и византийской), кроме одной, которая может быть отнесена к линии № 6.
Да и сам переводчик и комментатор этих текстов Ю.Ф. Шульц подтверждает, что традиционные даты жизни Самоника определены "гипотетически":
"Вопрос о времени создания поэмы неотделим от проблемы личности ее автора. И хотя и личность, и время создания поэмы определены гипотетически, однако, суммируя все "pro et contra" в этом вопросе, также подробно исследованном <...>, можно сделать достаточно обоснованный вывод о том, что поэма была создана в начале III в. н. э. Два наиболее авторитетных исследователя поэмы Квинта Серена: Р. Пепин и М. Шанц называют предполагаемые даты: первый до 222 г., а второй до 235 г., что и остается как наиболее достоверная дата (при отсутствии даты точной).
...Спорили даже об имени поэта - Квинт, но поскольку, помимо поздней рукописи - Неаполитанского кодекса XV в., - оно засвидетельствовано гораздо более близким по времени к Квинту Северину его подражателем Бенедиктом Криспом (VII век, - это та же линия № 7 "византийской" волны), то этот вопрос можно считать решенным..."
А вот пример произведения упомянутого подражателя, Бенедикта Криспа. Если его медицинские стихи поставить в подбор со стихами Квинта Северина, не указывая имени автора, различить их невозможно.
Бенедикт Крисп. О МОЧЕВОМ ПУЗЫРЕ:
Многие средства при многих несхожих болезнях пригодны. 
С вышнею волей в согласье лекарства недуг побеждают. 
Род существует болезни - опасная пагуба многим -
Камешек тут в пузыре горячий безумствует яро, 
Камни рождая затем, что моче преграждают дорогу;
Так и не может больной обильную выпустить влагу. 
Плющ, что высоко растет, с высокой верхушки доставит 
Ягоды, сок же его с подогретым вином выпивают;
Без промедленья сорви подорожник, берется и пьется 
Средство благое - растенье, что цветом зовется кровавым. 
Камни дробящую тут применяют траву и петрушку;
Средства одобрив, себя укрепишь ты и бога восславишь.
Быт
На войне и в праздник, на работе и дома, в городе и селе, всюду и всегда есть у человека потребность во всякого рода бытовых мелочах. Они могут очень много сказать историку, - даже какая-нибудь пуговица оказывается в этом деле далеко не мелочью, - проблема только в том, что о "мелочах" не писали в своих книгах философы и полководцы, а писатели и историки средневековья не давали их описаний. Поэтому столь ценны немногочисленные свидетельства жителей той поры.
В книге "Другая история средневековья" С. И. Валянского и Д. В. Калюжного уже были показаны параллели в вооружении, одежде, утвари различных эпох. Однако это обширная тема, и мы коснемся ее еще раз. Мы не будем рассматривать мебель, музыкальные инструменты и т.п., хотя и здесь можно было бы обнаружить множество параллелей по "линиям веков", а об оружии и военной амуниции вспомним еще и в следующей части этой книги; здесь поговорим подробнее о костюме и посуде. 
Герман Вейс пишет в "Истории цивилизации":
"Приблизительно до X в. костюм высших государственных сановников сохранил прежнюю простоту. Лишь его орнамент отличается большим богатством, свойственным роскоши Феодосиева двора. Начиная с X в. в названном костюме произошли некоторые изменения. Во-первых, верхняя одежда вновь стала украшаться на манер консульского плаща (Консульское звание со времен Августа стало утрачивать свое значение; при Юлиане должность консулов была восстановлена на короткое время. И то, и другое событие приходится на линию № 5-6.) не только нашивкой, но и сплошными кругообразными орнаментами. Вместо короткой, ниже колен, туники стала входить в моду длинная и пышная стола". 
Стола - верхняя одежда, отличалась от туники отделкой, дороговизной ткани и, главное, размерами. Могла быть длинной и не очень, подпоясанной и нет, с рукавами и без. И хотя это была одежда "древних" греков и римлян, она, показывает Вейс, характерна и для Х века, а в книгах других историков показаны богато украшенные столы, изображенные на мозаиках VI века. В этом нет ничего удивительного, поскольку VI век - это и XIV, и Х век по "византийской волне".
"...На греческих миниатюрах X в. нередко встречаются фигуры, облаченные в древнегреческий костюм, не говоря уже о скульптурных произведениях, где это еще больше заметно. Даже на картинах XIV в., т.е. времени, когда византийская одежда полностью переняла азиатский характер, фигуры изображались преимущественно в древнеримском костюме".
Итак, в XIV веке на мозаиках можно увидеть византийскую одежду азиатского характера, а скульптурные изображения, как правило, отличаются древнеримским и древнегреческим костюмами. Запомним это. А кстати, по поводу приставки "древне...", которую историки всовывают везде, как только речь заходит о греках или римлянах, приведем свидетельство биографа Карла Великого:
"Император Карл, - пишет он, - носил старинную франкскую одежду... Иностранной одежды он не терпел, как бы роскошна она ни была, и никогда не носил, исключая два случая в Риме, когда, уступая желанию папы Адриана, а в другой раз - просьбе преемника этого папы, Льва, он согласился надеть на себя длинную тунику, хламиду и римские сандалии".
То есть туника, хламида и сандалии, по сообщению современника Карла Великого, были не "древней", а иностранной одеждой. Это, скажем прямо, очень разные вещи!
Причем сами историки пишут в своих научных работах, что на мозаике главного триклиния дворца в Латеране Карл изображен в "типичной греко-римской" накидке и в чем-то вроде митры на голове, а "кроме того, волосы его не длинные и кудрявые, какие имели обыкновение носить Меровинги, а острижены по-римски..."
В итальянской литературе Возрождения длинные римские тоги упоминаются наряду с короткими испанскими плащами:
"Как и в других странах Европы, - пишет М. Мерцалова, - длинную одежду носили должностные лица, ученые, духовенство, монашество. Незнатные юноши... носили только короткую одежду".
Тоги носили также для того, чтобы выработать красивую, плавную походку.
Такие же параллели мы видим и на примере вооружения. Например, на мозаике в церкви Св. Виталия в Равенне изображены исключительно палатинцы, то есть воины внутренней дворцовой стражи (палат), а не солдаты регулярного войска. На них верхняя одежда персидского фасона, а овальный щит украшен монограммой Христа. В этом же веке, как пишет Г. Вейс, "на изображениях воинов в боевой амуниции времен Юстиниана заметны характерные формы римского вооружения. Даже в миниатюрах рукописей VII и VIII вв. бросается в глаза его устаревший характер". А мы добавим от себя, что этот "анахронизм" заметен в миниатюрах и живописных полотнах не только VII-VIII веков, но также XIV, XV и даже XVI веков!
 "Сохранилось немало письменных памятников и изображений, в которых можно найти подробное описание облачения священнослужителей. На основании этих источников можно сделать вывод, что вплоть до VI в. (реальный XIV век по "византийской" волне) форма одежды духовных лиц строго не регламентировалась и не подчинялась определенным правилам. Однако имеются свидетельства, что еще во II в. (XV реальный век) некоторыми настоятелями христианских общин, например, Пием I в Аквиле (158 год) и его преемником Аникитой (167 год) были сделаны попытки установить особую одежду для отличия духовных лиц от мирян. Многочисленные упоминания, вплоть до VI (опять реальный XIV) в., служат доказательством того, что в то время не существовало никакого различия между одеждой духовных лиц и мирян... О том, что одежда священнослужителей того времени сохраняла характер древнеримского костюма, свидетельствует мозаичное изображение в церкви Св. Виталия в Равенне, на котором представлен патриарх Максимилиан и несколько других лиц духовного звания низшего сана"...
"До конца XIII в. низшие сословия в Византии придерживались обычая древних римлян покрывать голову только в исключительных случаях... Одежда женщин всех сословий сохранила почти без изменений свойственный ей еще со времен Августа характерный азиатский отпечаток. У женщин остались по-прежнему в моде широкая ст(ла с длинными рукавами, туника и почти не изменившие свою форму накидки. Все трансформации, которым подвергались эти одежды с течением времени, ограничивались переменой материй и орнамента".
Ничего удивительного, ведь время Августа (линия № 6) - это начало реального XIV века. Монахи "отказывались от всякого удобства в одежде и вместо обычного наряда надевали на себя рубища бедняков и нищих, подобно им довольствуясь только туникой из грубой материи... Именно этот костюм, составлявший еще в Древнем Риме конца республики обычное одеяние "философов" и "циников", стал основой для формирования монашеских орденских одежд".
Всё, что вы только что прочли (кроме текста в скобках), и что прочтете в следующем абзаце, написано совсем не нами, а историком, специалистом по истории цивилизации. Он сообщил, что до VI века одежда византийских священников не регламентировалась, а VI век, по нашей реконструкции, это XIV век. Значит, она стала регламентироваться только с XIV века. И будто следуя нашей мысли, Герман Вейс подтверждает: 
"Опираясь на несколько сохранившихся изображений, писанных на досках, а также рисунки на стенах, представляющие священнослужительское облачение XIII в., можно прийти к выводу, что используемая и теперь в греческой церкви богослужебная одежда окончательно сложилась не ранее XIII или XIV в." 
Самое любопытное при чтении книг, подобных книге Германа Вейса, это то, как историки (писатели, художники) создают свое виртуальное средневековье. Вот, например, что пишет историк об одежде женщин малоазиатской Греции:
"По рисункам и скульптурам из различных эпох видно, что даже в более поздние времена она почти ничем не отличалась от женской одежды, описанной Гомером. Состояла она из широкой и длинной рубашки, подпоясанной вокруг талии, а иногда еще раз под грудью, и широкого плаща или накидки. Богатые одежды вышивались по краям узорчатой каймой. Любимым цветом был белый; впрочем, и женщины, подобно мужчинам, носили одежды из цветных и узорчатых тканей. Таковы были драгоценные аморийские и койские ткани, до такой степени тонкие, что тело просвечивало даже через двойную одежду, сшитую из этих тканей. Такие прозрачные одежды носили, разумеется, только богатые женщины и только дома. Для выхода из дома надевали длинные, довольно узкие одежды, которые спереди зашнуровывались сверху донизу и имели рукава, закрывающие всю руку до кисти. Сверху накидывали широкий плащ". 
Всю эту соблазнительную красоту автор относит к "античности", а судя по изображениям тех времен, гречанки имели обыкновение одеваться еще свободнее. И все подобные описания подходят и к средневековым модам!
Кроить одежду научились лишь после того, как стальные латы заменили кольчуги, ведь тяжесть кольчуг давила на все тело, а латы были свободными. Как всегда, изобретения для быта шли вслед потребностям обороны.
И очень интересно, что в симпатичной книге Вольфганга Бруна и Макса Тильке "История костюма от древности до Нового времени", (где в приложениях показаны выкройки) в первых таблицах, посвященных костюмам Египта, Рима, Персии, Греции и Европы 1000-1400 годов, выкройки представляют собой сложенные вместе прямоугольные и треугольные куски материи разного размера. Это, говоря по совести, выкройками назвать нельзя. Только начиная с таблицы 7 "Европа. 1400-1800 гг." появляются действительно ВЫКРОЙКИ. Это значит, что вплоть до XV века (линия № 7) кроить ткань не умели.
Как же нам отнестись после этого к женским модам так называемой крито-микенской культуры? Дамы одеты в кроеные платья из набивной ткани, а ведь изображения этих модниц датируют аж ХХ веком до нашей эры!
Изображения для нас гораздо важнее описаний, потому что описаниям, особенно в интерпретации историков, верить нельзя: историки прибегают ко всевозможным ухищрениям с целью исказить текст источника. Так, Вейс пишет:
"В начале XI в. наряду с обычной женской одеждой, прикрывавшей все тело, существовала одежда иного характера. Об этом свидетельствуют описания Титмара Мерзебургского, указывающего на скромный вид одной матроны, "нисколько не походящей на женщин нашего века, которые, обнажая непристойным образом некоторые части своего тела, раскрывают то, что есть в них продажного, перед взорами любителей, и в таком виде, не зная никакого стыда, показываются в народе". Впрочем, под словом "обнажать" Титмар, по всей вероятности, подразумевают не буквальную наготу, как подтверждается и другими свидетельствами, а имеет в виду ношение платья, тесно облегающего тело и подчеркивающего его формы. Такого рода одежда вызывала жалобы духовенства, особенно та, что представлена на некоторых миниатюрах, как полагают, XI в., но по художественному исполнению соответствующих скорее второй половине XII в."
Итак, летописец сообщает, что женщины "обнажались" и "раскрывались", а историк поясняет: де, летописец "подразумевает не наготу", а что-то другое. 
Раздетые, или одетые, люди жили в домах. Как выглядели дома, например, в Древнем Египте? Если вы думаете, что это просто тростниковые хижины, так вы ошибаетесь. Они жили в дворцах, а лучшие образцы древнеегипетской поэзии содержат в себе упоминания о древнеегипетских дверных замках, ключах и засовах:
Ночью я проходил мимо ее дома.
Я постучал, но мне не открыли, -
Превосходная ночь для привратника.
О засов, я хочу отомкнуть тебя!
Дверь! Ты судьба моя,
Ты мой добрый дух.
Там, внутри, для тебя зарежут быка.
В жертву твоему могуществу, о дверь!
На закланье принесут длиннорогого быка - тебе, дверь!
Короткорогого быка - тебе, замок!
Жирного гуся - вам, петли!
Жир - тебе, ключ!
Самые лакомые куски быка -
Подмастерьям плотника,
Чтоб он сделал засов из тростника,
А дверь из соломы.
Пусть приходит Брат, когда захочет,
Он найдет дом открытым,
Он найдет постель, покрытую лучшим полотном,
И прекрасную девушку в этой постели.
И девушка скажет мне:
"Дом принадлежит правителю города".
Скажем теперь несколько слов и о посуде. Керамику, как известно, производили во все времена, но и здесь мы легко обнаружим "взлёты и падения", тем более, что историки на это, по сути дела, согласны: "Значительное число дошедших до нас греческих сосудов дает возможность наглядно проследить весь ход развития этого искусства у греков". Затем Г. Вейс рассказывает такую историю гончарного искусства: 
"В ряде сосудов, известных под общим названием древнеаттических (безотносительно к месту, где они были найдены), можно видеть переход от тяжелых форм описанных сосудов к более свободным. Они отличаются от первых легкостью и красотой форм и большим удобством в употреблении.
В течение следующего периода, который можно ограничить началом V в. до н. э., наряду с улучшениями в технике изготовления сосудов достигло значительных успехов и изобразительное искусство (роспись, - Авт.)... Форма сосудов за это время также изменилась: она стала легче, благороднее и при этом разнообразнее. Всевозможные виды сосудов, от простого блюда до вазы, от кубка до амфоры, представляют в своих формах гармоничное сочетание изящества с целесообразностью. На сосудах этого периода встречаются уже имена их мастеров (Созия, Эвфрония и др.)".
Гончары делали гидрии, гидриски, коносы, стамносы для вина и масла, кроссосы для воды, пеликс и чус, келебы для теплого питья, лекане и диносы, триблионы для подливок и соусов, оксибафоны для рыбы, оксисы, мазономионы, артофороки для компотов, кратеры (в Арголисе, Лесбосе и Коринфе были большие фабрики глиняных кратеров), псиктеры, карчесионы и кантаросы, кимбионы, фиалы или киликсы, акатосы в виде лодочки, керата и рита в виде рогов, котиле для сыпучих тел, лепастэ, скифосы, киафы и т.д. и т.п.
Затем начинается падение:
"Так изготовление сосудов достигло высшей точки своего развития. Но не надолго. В конце IV в. оно начинает приходить в упадок. Изящная пропорциональность и благородная простота стиля уступают место массивным украшениям и яркой живописи. Искусство керамики истощается и опускается до уровня простого ремесла: изделия утрачивают всякое художественное значение, и даже их качество ухудшается".
Естественно предположить, что при высоком уровне развития керамики в Древней Греции изготовление посуды из металла также развивалось. Но... 
"В связи с недостатком вещественных свидетельств мы вряд ли можем верно оценить греческое искусство изготовления металлических сосудов.
Другое дело - средневековье. До наших дней сохранилось крайне мало образцов византийской ремесленной промышленности. Многие из предметов, характерных для того времени, известны только по художественным изображениям... В техническом отношении византийцы не смогли превзойти высокое художественное совершенство, достигнутое их предшественниками во всех отраслях промышленности". 
А средневековые западноевропейцы, говорят историки, предпочитали не лепить горшки из глины, а выстругивать их из дерева, почему те и сгнили к нашему времени. Также в большом ходу у них были изделия металлические, которых греки не знали: 
"Об увеличившемся употреблении металлических сосудов свидетельствует то обстоятельство, что производство их в середине X в. достигло в некоторых местностях такого развития (преимущественно в Нидерландах), что изделия эти в большом количестве вывозились на продажу".
Возможно, все гораздо проще: средневековая Греция специализировалась на производстве керамической посуды (и ее, найденную в разных местах, относят к "античности"), а Северная Европа - на изготовлении металлической (ее, найденную и в Греции тоже, относят к средневековью - это так называемый "средневековый антик"). Причем совершенно особый характер имели сосуды, применяемые в богослужебных целях.
"Сосуды для питья по-прежнему состояли из различных чаш и кубков, с той разницей, - пишет Вейс, - что теперь их чаще делали из дорогих металлов... Встречаются также, хотя и редко, сосуды для питья из других материалов, например из кокосовых орехов или страусовых яиц, привезенных с Востока. Сохранившийся до наших дней "питейный сосуд святого Ульриха" (923-973 гг.) сделан из тыквы, обложенной внутри серебром, и с золотым щитком, на котором вырезан лик святого.
Из уцелевших сосудов, относящихся ко времени от Константина до Юстиниана, заслуживают особого внимания небольшой потир и дискос, найденные вместе с монетами Юстинина и Афанасия (508-527 гг., XIV реальный век)... Он (потир) снабжен двумя ручками, а по верхнему краю усыпан мелкими драгоценными камнями (рубинами и изумрудами), ограненными в виде сердец и оправленными сканью. По своей форме он соответствует тем чашам, которые при совершении Священных Таинств использовались в греческих церквях и в более поздние времена".
Итак, можно предположить, что всю, так сказать, "светскую" художественную керамику археологи отнесли к античности, а в средневековье осталась металлическая посуда из золота и серебра. Изделия же древнегреческих "металлистов" Ментора, Боефа, Миса, Акрагаса не сохранились!!!
Нам говорят, что историки не против высоко поднятой планки доказательств, но хорошо ли представляют они себе, что это такое? Им бы следовало отказаться от романтической фразеологии и подумать над такими скучными вещами, как теория вероятности. Насколько вероятно, что ВСЯ древнегреческая металлическая посуда и ВСЯ средневековая глиняная не сохранились?.. Или, если известный китаист доказывает древность культуры Китая тем, что сегодня живут тысячи потомков Конфуция, то можно ли считать это "высоко поднятой планкой" доказательств? Он, видимо, забыл, сколько было детей у лейтенанта Шмидта, или не знает, как десятки большевиков клялись, что "несли бревно вместе с Лениным". Пора отбросить все несуразицы, которыми замусорена история человечества. Как писал Б.Ф. Поршнев: "В науках о человеке должен произойти переворот, который можно сравнить лишь с коперникианской революцией".
Говоря о костюме в России, Г. Вейс неоднократно утверждает, что он с XIII века подвергся сильному монгольскому влиянию. Однако в чем сказалось это влияние, не говорит: 
"Основываясь на некоторых памятниках, мы можем заметить некоторые моменты перехода от византийского костюма к монгольскому... Гораздо отчетливее, чем в национальном костюме, отразилось монгольское влияние на церемониальном царском орнате, причем в крайне варварском смешении с древневизантийскими формами. Царское одеяние соединяло в себе все, что может поразить неразвитого человека".
Из цитаты следует, что влияние монголов на русский костюм не отчетливое. В таком случае, правильнее было бы говорить о "восточном влиянии" в более широком смысле, а не о монгольском. Восточное же влияние сам Вейс находит и в европейском костюме.
Достоверные сведения о турецком костюме датируются лишь концом XV века. Он образовался, как считает историк, от слияния традиционной (?) формы с арабо-персидской. Что понимает он под "традиционной", не понятно. Нам под таковой, видимо, следует понимать одежду византийскую.