Н.А. Морозов и Исаак Ньютон
4 января 1943 года было проведено торжественное собрание АН СССР, посвященное 300-летию со дня рождения Исаака Ньютона (1643-1727). Если не считать времени проведения (разгар войны, когда все силы направлялись на помощь Красной Армии), ничего удивительного в создании специальной комиссии по достойному празднованию столь замечательной даты нет.
Имя Ньютона и так не было забытым в России. В 1887 году отмечалось 200-летие выхода фундаментального труда И. Ньютона, изменившего лицо всего естествознания: "Математических начал естественной философии", чаще называемого просто "Началами". Результаты этого собрания были опубликованы в 1888 году в работе с таким длинным названием: "Двухсотлетие памяти Ньютона (1687-1887). Речи, читанные в соединенном заседании Императорского общества любителей естествознания и Московского математического общества 20 декабря 1887 г. проф. Н.Е. Жуковским, проф. А.Г. Столетовым, проф. В.К. Церасским и проф. В.Я. Цингером". 
В 1916 году А.Н. Крылов в "Известиях Николаевской морской академии издал свой перевод "Математических начал естественной философии" Ньютона.
В 1927 году было отмечено 200-летия со дня смерти ученого. Было собрание в АН СССР. Его результаты были опубликованы в сборнике "Ньютон (1727-1927)" (Л., 1927), со статьями А.А. Белопольского, А.Н. Крылова, П.П. Лазарева, А.А. Иванова. Кроме того, мартовский номер "Успехов физических наук" за 1927 год был целиком посвящен Ньютону (статьи о нем и перевод двух его оптических мемуаров). В том же году вышел в переводе С.И. Вавилова труд Ньютона "Оптика или трактат об отражениях, преломлениях, изгибаниях и цветах света".
300-летний юбилей был проведен более широко. По итогам собрания был издан сборник: "Исаак Ньютон. Сборник статей к трехсотлетию со дня рождения". (М.-Л., 1943). Было проведено также собрание в Казани, где находился ряд академических институтов, эвакуированных сюда из-за войны. Отчет был издан в виде книги: "Исаак Ньютон (1643-1943). Сборник статей с юбилейными докладами собрания проходившего в Казанском авиационном институте" (Казань, 1943).
Особо интересен доклад Л.И. Мандельштама "Оптические работы Ньютона", прочитанный 6 января 1943 года на Общем собрании академиков в доме отдыха "Боровое" в Казахстане, где проживали тогда некоторые эвакуированные академики. Текст выступления был напечатан в 1945 году уже после смерти ученого.
По решению юбилейной комиссии были изданы две биографических книги. Первая принадлежит перу ставшего несколько позже известным историком физики П.С. Кудрявцеву, а вторая С.И. Вавилову. Ее переиздали уже в следующем году, а затем  в 1961 году.
Книга С.И. Вавилова интересна тем, что в ней имелась глава "Богословские и исторические работы Ньютона, и его религиозные воззрения", в которой, в частности, говорилось: "На основании всех этих соображений и получается укороченная хронологическая шкала по Ньютону. Самая древняя известная нам историческая эпоха соответствует по этой хронологии приблизительно 1125 г. до н. э." И здесь следует примечание: "В наше время не менее радикальная, но столь же неудачная, как и Ньютона, попытка пересмотра хронологии была сделана Н.А. Морозовым в его обширном сочинение "Христос". И далее: "Хронология Ньютона, однако, ошибочна, как видно из современных исторических данных. Так же, как и "Толкования", "Хронология" сохранила сейчас интерес только в связи с личностью их автора".
Из этого видно, каково было отношение официальной власти и официальной науки к Морозову. Один из ведущих ученых страны в юбилейном сборнике, посвященном биографии И. Ньютона ни с того ни с сего показывает "заблуждения великого ума" на историческом поприще, и в примечании пишет, что это, дескать, еще что, а вот у нас Морозов продолжает заблуждаться.
Есть и еще одна параллель между восприятием личности Н.А. Морозова и Исаака Ньютона. Ньютона за его хронологические работы объявляли сумасшедшим, и различные критики исторических трудов Н.А. Морозова тоже неоднократно сообщали, что, просидев достаточно долго в одиночной камере, он якобы сошел с ума и в этом причина его идей.
Вот что сообщают об И. Ньютоне. После издания "Начал" (1687) он приступил к серьезным занятиям чисто богословскими вопросами, и занимался ими достаточно долго, сделав, прежде всего, немало открытий в области хронологии. Что же происходило в жизни ученого одновременно с этой работой? В 1688 году Ньютон стал членом парламентом от университета и переехал в Лондон. Здесь он познакомился с Дж. Локком (оба интересовались богословием и алхимией). В 1690 году выпустил работу: "Два важных искажения в священном писание", в которой ставил под сомнение догмат о троице. В это же время он работал над толкованием книг пророка Даниила и Апокалипсиса. 
Затем, в связи с истечением депутатских полномочий, он возвращается в Кембридж. И тут его якобы постигло временное психическое расстройство. Дадим слово очевидцу, студенту Абрагаму де ла Приму, оставившему следующую запись в своем дневнике от 3 февраля 1692 года:
"...однажды зимою, утром, оставив книгу с другими бумагами на рабочем столе, он (И. Ньютон) ушел в церковь. Свеча, которую он, по несчастью оставил горящей, подожгла каким-то образом бумаги, от них загорелась книга, а вместе с нею и другие ценные рукописи; наиболее удивительно, что пожар на этом кончился. Когда мистер Ньютон вернулся из церкви и увидел, что произошло, то все думали, что он сошел с ума: он был настолько потрясен происшествием, что только через месяц пришел в себя". Еще бы, ведь сгорели почти все его научные записки. 
Но стал ли он после этого сумасшедшим?
Вот дальнейшие этапы его биографии. В 1694 году Ньютона назначают хранителем Монетного двора (warden of Mint). Он один из авторов проводимой в Англии финансовой реформы. В 1699 году получил звание главного директора Монетного двора (Masterof Minte) и провел огромную работу по перечеканке всех наличных денег государства; работа невероятной сложности даже сегодня.
В 1703 году И. Ньютон стал президентом Королевского общества и оставался им до конца жизни. В 1705 он становится "сэром Ньютоном", то есть возводится в дворянское достоинство.
Неужели всего этого он смог достичь только потому, что был сумасшедшим?!
Однако эта "линия" - сумасшествие любого, взявшегося за пересмотр хронологии - ясно прослеживается как в описании жизни Ньютона, так и жизни Морозова. 
Вернемся опять к юбилею Ньютона 1943 года, и обратимся к упомянутой книге "Исаак Ньютон. Сборник статей к трехсотлетию со дня рождения". Здесь есть своя интрига. Ниже мы приводим два оглавления этого сборника: первое - то, которое было утверждено до назначения С.И. Вавилова его главным редактором, и второе в том виде, в каком сборник реально вышел под редакцией Вавилова.
Планировалось
Реально вышло
1. Президент АН В.Л. Комаров. Вступительное слово на Торжественном собрании АН СССР 4 января 1943 г.

2. А.Н. Крылов. И. Ньютон и его значение в мировой науке
(2) А.Н. Крылов. Ньютон и его значение в мировой науке.
3. Н.Н. Лузин. Ньютонова теория предела
(5) С.И. Вавилов. Эфир, свет и вещество в физике Ньютона.
4. В.А. Фок. Законы тяготенья Ньютона и Эйнштейна
(3) Н.Н. Лузин. Ньютонова теория пределов.
5. С.И. Вавилов. Эфир и вещество в физике Ньютона
(11) С.Я. Лурье. Предшественники Ньютона в философии бесконечно малых.
6. Н.В. Кирпичев. Ньютон и метод подобия.
(7) Н.Г. Чеботарев. Многоугольник Ньютона и его роль в современном развитии математики.
7. Н.Г. Чеботарев. Теория многоугольника Ньютона.
(13) Г.Г. Слюсарев. Работы Ньютона по геометрической оптике.
8. Л.Н. Сретенский. Ньютоновская теория приливов и форма Земли
(16) И.А. Хвостиков. Ньютон и развитие учения о рефракции света в земной атмосфере.
9. С.В. Бахрушин Англо-русские научные связи 16-17 вв.
(14) Н.И. Идельсон. Закон всемирного тяготения и теория движения Луны.
10. Е.А. Косминский Английское общество конца 17 в.
(8) Л.Н. Сретенский. Ньютонова теория приливов и фигуры Земли.
11. С.Я. Лурье. Предшественники Ньютона в философии бесконечно малых
(15) А.Д. Дубяго. Кометы и их значение в общей системе ньютоновых "Начал".
12. М.А. Выготский. Ньютон как геометр
(6) М.В. Кирпичев. Ньютон о подобии.
13. Г.Г. Слюсарев. Работы Ньютона по геометрической оптике.
С.Я. Лурье. Ньютон-историк древности.
14. Н.И. Идельсон. Закон всемирного тяготения и теория движения Луны.
(17) Т.П. Кравец. Ньютон и изучение его трудов в России.
15. А.Д. Дубяго. Кометы и их значение в общей системе "Начал"
(20) Т.И. Райнов. Ньютон и русское естествознание.
16. И.А. Хвостиков. Ньютон и развитие учения о рефракции света в земной атмосфере
А.М. Деборин. Ньютон в истории культуры.
17. Т.П. Кравец. Ньютон и его изучение в России.
(21) А.Д. Люблинская. К вопросу о влиянии Ньютона на французскую науку (спор ньютонианцев с картезианцами).
18. А.И. Андреев. О встрече Петра I и И. Ньютона.
(19) Е.Ч. Скржинская. Кэмбриджский университет и Ньютон.
19. Е.Ч. Скржинская. Кэмбриджский университет от его возникновения до времен Ньютона
П.М. Дульский. Портреты Исаака Ньютона.
20. Райнов Т.И. Ньютон и русское естествознание

21. Люблинская А.Д. Влияние Ньютона на французскую науку

Здесь много интересного. Во-первых, исчезла статья президента АН СССР В.Л. Комарова и еще пять статей. Но появились и три новые статьи. Какие и почему? Статья П.М. Дульского могла появиться в момент подготовки сборника по любой причине - хотя бы, чтобы занять освободившееся место. Она, в общем, нейтральная. Появление статьи академика А.М. Деборина тоже объяснимо: как специалист по марксисткой диалектике, он должен был укрепить идеологическую направленность сборника. Удивление вызывает появившаяся вторая статья С.Я. Лурье. Автор ее не был академиком, да к тому же не был и специалистом по Ньютону. За что же ему такая честь?
Во-вторых, в сборнике изменен порядок следования статей. А в академических кругах за этим следили, и следят сегодня не меньше, чем за иерархией в партийной элите.
Остановимся же подробнее на появившейся новой статье С.Я. Лурье: "Ньютон - историк древности". У нас есть некоторая гипотеза, какова была причина появления этой статьи. Мы думаем, что она посвящена не столько Ньютону (обычно в юбилейный сборник не помещают статьи, критикующие ошибочные, с точки зрения составителей, работы юбиляра), сколько критике работ Н.А. Морозова, который, не будучи названным в тексте, не мог высказать возражений. 
Два слова о С.Я. Лурье.
Соломон Яковлевич Лурье (1891-1964), советский историк античности, филолог. Им написано более 200 научных работ, в том числе более 20 отдельно изданных книг. Он был небольшого роста, стеснительный, с не очень отчетливой дикцией.
Его отец, видный врач-окулист, придерживался либеральных и даже радикальных идей и держался материалистических научных взглядов, отвергавших любые формы мистицизма и признававших в качестве критерия истины одну лишь объективную рационалистическую логику. Эти взгляды полностью были усвоены и его сыном.
С.Я. Лурье по окончании гимназии в Могилеве поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета, где стал специализироваться по классической древности - по греко-римской филологии и истории. Его формирование как ученого проходило в русле уже сложившейся к тому времени Петербургской исторической школы, отличительными признаками которой были стремление к научной точности и достоверности, преимущественная опора на исторический источник и ориентация на возможно полную реконструкцию отдельных фактов до теоретической, идейной интерпретации исторического процесса в целом. Петербургская школа стремилась постичь античность, опираясь по возможности на нее самоё, на оставленные ею материалы, без привнесения в антиковедение общих и, как казалось, не относящихся к делу концепций.
После обучения в университете С.Я. Лурье вынес убеждение в объективной детерминированности исторического процесса, в верности придания решающего значения в историческом развитии действию объективных материальных факторов и соответствующих законов. Роль субъективного момента, роль индивидуальной воли и личного действия были, по его убеждениям, незначительны.
По рекомендации С.А. Жебелева Лурье был оставлен при университете для подготовки к профессорскому званию. Однако начавшаяся Первая мировая войной и полоса потрясений и смут позволила ему приступить к работе в Петроградском университете лишь в 1923 году, а в 1934 Лурье становится одним из ведущих преподавателей - историков древности в Ленинградском университете. В том же 1934 году ему была присвоена ученая степень доктора исторических наук.
Во время Великой Отечественной войны он был в эвакуации, но не прекращал своих научных занятий и даже подготовил и защитил специальную диссертацию на степень доктора филологических наук (1943). 
В 1949 году, в период борьбы с космополитизмом, Лурье, был уволен из Ленинградского университета "за несоответствие занимаемой должности". Около года С.Я. Лурье состоял младшим научным сотрудником Комиссии по истории физико-математических наук (нынешний Институт истории естествознания и техники Российской Академии наук), куда он был определен по ходатайству тогдашнего президента Академии наук С.И. Вавилова. Это было не случайное назначение, так как он долго работал по проблемам истории античной и средневековой науки, в том числе физики и математики. Им были выпущены многочисленные публикации о математических занятиях Протагора и Демокрита, о приближенных вычислениях в Древней Греции, о теории бесконечно малых у древних атомистов и др.
Но он хотел продолжать работу по своей основной специальности и с 1953 года и до самой смерти он состоял профессором кафедры классической филологии Львовского университета.
Круг научных интересов Лурье был достаточно широк. Например, он писал о древней истории еврейского народа и о библейских сюжетах, занимался переводами литературы нового времени, отражавших его интерес к истории науки (среди авторов, чьи сочинения переводились или комментировались им, - Фрэнсис Бэкон, Бонавентура Кавальери, Леонард Эйлер, Ф.У.Т. Эпинус, О. Нейгебауэр). Но главный интерес был сосредоточен на Древней Греции, истории и духовной культуре которой была посвящена подавляющая часть его трудов. В своем лице он совмещал историка, филолога и специалиста по истории науки, в том числе и естественнонаучных знаний, включая физику и математику, что является большой редкостью среди исследователей классической древности.
Иногда он вступал в конфликт с официальной наукой. Так занявшись восстанием Савмака на Боспоре, Лурье решительно отверг и общепринятое понимание контекста, и дополнительное высказывание С.А. Жебелева к нему, предположившего рабский статус Савмака, и опирающуюся на это предположение, укоренившуюся в советской историографии концепцию восстания рабов на Боспоре. Официальным советским антиковедением критическая работа Лурье была воспринята как вредная ревизия, чуть ли не разрушающая основы марксистско-ленинской исторической науки.
Те, кто его знал, отмечали, что античность никогда не была для него далеким прошлым, куда он мог бы уйти от повседневной действительности. Произведения древнегреческих писателей воспринимались им как живая литература. Он всегда выступал против представления об "особом мышлении" людей древнего мира. Более того, в Афинах V-IV веков у Лурье были свои друзья и враги. Противников политической свободы в Древней Греции он ненавидел, так же как и душителей демократии ХХ века.
В греческой философии его более всего интересовало формирование материалистической доктрины в связи с развитием естественнонаучных знаний. Творчеству Демокрита он посвятил целую серию работ, в том числе и книгу, вышедшую в серии "Жизнь замечательных людей" (Демокрит. М., 1937).
Глубоко сожалея об утрате сочинений любимого философа, ученый потратил много труда на розыски их фрагментов - цитат, переложений или хотя бы реплик в позднейшей античной и раннехристианской литературе. В результате составилось новое большое собрание фрагментов Демокрита, намного превышающее другие аналогичные собрания. (Правда, так и не ясно до конца, что принадлежало самому Демокриту, а что - его переписчикам.)
Развитию гуманитарного знания в античности была посвящена монография "История античной общественной мысли" (М., 1929) и монография об отце истории, - Геродоте (М., 1947). В изображении Лурье Геродот выступает как крупный исторический писатель, первый автор универсальной истории, простой, наивный и любознательный.
В "Истории античной общественной мысли" выражено убеждение автора в безусловной подчиненности личной воли и разума людей, в том числе и так называемых сильных личностей, объективным историческим законам. "Мы a priori, - заявляет автор, - отказываемся видеть в отдельных "исторических" личностях и их произвольных действиях самостоятельные факторы исторического развития. С нашей точки зрения, самые эти действия насквозь подчинены закону причинности и поэтому могут рассматриваться не как причина того или иного хода исторического развития, а только как частный случай для иллюстрации того или иного социального закона".
Свой тезис автор обосновывает, сопоставляя человеческое общество с миром животных. Он именно отказывается видеть сколько-нибудь принципиальное различие между этими мирами. "Поэтому, при объяснении эволюции человеческих обществ мы вправе применять те же научные методы, какие положены в основу объяснения эволюции в животном мире. И здесь, как и там, мы вправе пренебречь, как бесконечно малыми величинами, разумом и свободной волей, так как исторические законы, как и законы биологии, суть законы статические, - различно направленные "свободные воли" взаимно парализуют друг друга и в результате могут быть приняты за нуль. Поэтому мы вправе и здесь, как в биологии, при объяснении процессов социальной жизни исходить из необходимости приспособления к новым экономическим условиям, из потребностей борьбы за существование и продолжение вида".
Вообще-то, несмотря на некоторые недостатки (приверженность к детерминизму, формальной логике, идее самодостаточности исторического знания) выбор человека для написания статьи о Ньютоне-историке был далеко не самый плохой. По крайней мере, Лурье провел достаточно объективный анализ, который, если знать позиции самого автора статьи, вообще идеален.
Она вполне может служить для выяснения методологии И. Ньютона.
Здесь мы не можем не указать на еще некоторые параллели. Мало кто знает, что работа Николая Коперника, с точки зрения практики, была существенно хуже, чем метод, разработанный Птолемеем. И дело не в том, что Птолемей был такой гениальный, а просто за долгое время большое количество людей вносило поправки в его теорию для того, чтобы получаемые из нее результаты соответствовали реальному положению планет. И все это время звучали и такие возражения, что если б это было в их силах, то они устроили бы мир так, что он подчинялся более простым законам, чем это следует из теории Птолемея.
Коперник понимал, что его теория будет далеко не всеми воспринята, и в первую очередь по идеологическим соображениям. В самом деле, на первых порах ее читали, а главное понимали, очень немногие. Определенную известность его теории принес Джордано Бруно, и в результате этой скандальной известности теория Коперника  стала широко известной; лишь после этого Иоганн Кеплер сделал гелиоцентрическую систему действительно работоспособной.
Так вот, у Ньютона не нашлось своего "Джордано Бруно". И его работы в области истории и хронологии оказались большей частью не изданными (нельзя же считать опубликованную "Краткую хронологию..." основным итогом почти сорокалетнего труда). А то, что было издано, не нашло своего популяризатора типа Дж. Бруно.
В этом причина, по которой мы знаем только теорию предшественников Ньютона, Иосифа Скалигера и Дионисия Петавиуса, труды которых, кстати, тоже были восприняты не сразу и не с восторгом.
Почему Ньютон занялся историей? Есть разные ответы. Так, например, автор биографии И. Ньютона 1939 года Л. Мор считал, что: "Если бы он жил в наши дни, он мог бы развлечься в свободные часы всепожирающим чтением детективных романов или решением кроссвордов вместо древней хронологии и библейских пророчеств".
Говоря другими словами, Ньютону время девать было некуда. И более того, биограф представляет занятие историей, как занятие богословием, что в общем, искажает реальную картину.
А вот объяснение С.Я. Лурье. По его мнению, для И. Ньютона основной священной книгой было не Евангелие, а Ветхий завет, и реабилитация его, доказательство его непогрешимости стало для Ньютона основной задачей. Вот, оказывается, почему он неустанно трудился всю вторую половину своей жизни над трудом по древней хронологии.
Совсем упускается из виду, что надо же было ученому опираться на какой-то материал, как на достоверный. В физике это были данные экспериментов, а в истории - текст священного писания. Ведь он от Бога, но испорчен разными переписчиками и толкователями. Задача как раз в том и состоит, чтобы выявить истинный текст, отделить его от последующих наслоений и правильно датировать.
Для современных исследователей главное в труде Ньютона - это не конкретные результаты, а методология, с помощью которой они получены, ведь только с учетом предыдущего опыта может развиваться наука. Но сторонники традиционной истории относятся к этой проблеме иначе. Можно видеть, какую радость доставили С.Я. Лурье ошибочные результаты, полученные И. Ньютоном, применявшим к истории новые метода. Лурье, как человек, который понимал не только историю, но и разбирался в математике, понимал, что применение естественнонаучных методов в истории может свести на нет многие "незыблемые" построения историков.
Ведь как они работают? У каждого исследователя есть некоторый шаблон, по которому он проверяет все появляющиеся новые факты. И что самое плохое - этот шаблон, находящийся у него в голове, сформирован предыдущим обучением. Менять его нельзя, поскольку все части учения друг с другом связаны; изменение одной части приведет к необратимым искажениям всей картины. И это имеет место не только у историков. То же происходит и у представителей естественных наук. Обычно новые идеи внедряются в обществе не потому, что они такие замечательные, просто носители старых идей умирают, и во главе школ встают представители новых идей (которые тоже, в свою очередь, будут сменены через несколько поколений). А в истории изменение "шаблона" процесс очень медленный, так как в ней события, имеющие радикальный характер, происходят очень редко.
Для науки появление людей, подобных Ньютону или Морозову, благотворно. С них начинается этап создания новых шаблонов. Это хорошо, потому что становится ясным, что если есть два шаблона, то может быть и третий, и вообще сам шаблон не очень надежная вещь. А до тех пор пока "шаблон" не вызывает сомнения, любые факты будут объяснятся так, чтобы они не противоречили ему, а то что противоречит, будет признано недостоверным и ошибочным.
Если угодно, священное Писание для Исаака Ньютона тоже играло роль шаблона, но не жесткого, а допускающего некоторую деформацию. А рамки этой деформации определяли выработанные им методы работы с фактами.
Какие же это методы?
1. Параллелизмы.
Вот как его описывает С.Я. Лурье: "Главной задачей Ньютона было такое сокращение египетской и греческой хронологий, чтобы они пришли в гармонию с хронологией библейской. Так как, по Манефону, египетские цари непрерывно царствовали более 15 000 лет, то простые приемы (сокращение длительности каждого царствования и т. п.) не могли привести к нужным результатам. Оставался радикальный приём - отожествление и выбрасывание: царь А отожествлялся на основании ряда признаков с царем В, жившим за много лет после него. Так как А и В тождественны, то ясно, что царей, правивших между А и В, в действительности, не могло существовать; значит, они выдуманы египетскими жрецами, чтобы прославить древность своего народа" (стр.295). Для С.Я. Лурье такое "выбрасывание" - покушение на существующий у него в голове "шаблон". Он же знает (правда, откуда?) что эти цари были, а ему предлагают их выкинуть. Все равно как человеку, который живет в обычных условиях и знает о чередовании дня и ночи в течение суток, сообщить, что ночь и день могут длиться по полгода. Он это просто отвергнет, да еще и обсмеёт.
2. Лингвистика
Опять обратимся к С.Я. Лурье: "Как и у других его современников, большую роль в системе Ньютона играет толкование собственных имен из малоизвестных языков; этот приём, как известно, до сих пор даёт возможность доморощенным лингвистам срывать дешёвые лавры" (стр. 295).
По ходу дела заметим, что здесь явный намек на работы Н.А. Морозова, но для нас сейчас важно другое. Если отсутствует книгопечатание и, следовательно, общие правила написания всяких имен собственных, а слышим мы все по-разному, да и читаем, кстати, тоже, - то как же можно обойтись без "этого приёма". Ведь Babilon мы читаем и пишем как Вавилон. Ведь наш "алфавит" происходит от "альфабета" и так далее. Поэтому лингвистический анализ очень полезен и даже необходим при изучении допечатного периода. Поразительна и необъяснима ненависть историков к лингвистическим выводам как Ньютона, так и Морозова.
3. Астрономия.
Что говорит по этому поводу С.Я. Лурье? "Этим астрономическим выкладкам Ньютон посвящает целых 20 страниц (55-75) первой части своей работы. Исходным пунктом для этих вычислений является замечание Евдокса (у Гиппарха, Phaenomena, II, 3) что на сферах (астрономических глобусах) древних точка весеннего равноденствия находилась в середине созвездий Овна, Рака, Скорпиона и Козерога. (На самом деле двух равноденствий и двух солнцестояний, - прим. С.В.) Вследствие предварения равноденствий, открытого тем же Гиппархом и впервые научно объяснённого Ньютоном в 1686 г., точка весеннего равноденствия перемещается примерно на 50" в год. Положение точки весеннего равноденствия при Ньютоне, в 1689 г., отличалось от этого положения, начертанного на сферах древних, на З6(44'. Разделив З6(44' на 50" Ньютон получил, что "сфера древних" была составлена за 2627 лет до 1689 г. или за 938 л. до н. э. (стр. 71, I, 34)" (стр.300).
4. Физиология.
С.Я. Лурье: "Как правильно указывает Ньютон, для этого времени в основу хронологических расчётов кладётся счёт по поколениям: три поколения считаются за 100 лет; каждый аристократический род в Греции вёл счёт своих предков и помнил их имена. Далее, на стр. 32-33, Ньютон приводит свидетельство Плутарха в начале биографии Нумы, в котором говорится, что Аполлодор, Эратосфен и многие другие рассчитывали время по царям Лакедемона (ср. стр. 36-39, I, 6). Дошедшие же до нас хронологические таблицы: паросская надпись (она известна Ньютону, он цитирует ее как Arundelian marble) и хроника Евсевия в основном восходят к этим двум главным авторитетам древности - к Аполлодору и Эратосфену. Правление каждого царя здесь принималось в среднем равным 33-35 годам. Ньютон собрал огромный материал и из истории древности и из истории Франции и Англии и показал, что если действительно поколение можно принимать равным 33-35 годам, то правление царя никогда не имеет такой средней продолжительности: его средняя продолжительность 18-20 лет (стр. 36-41, I, 6)" (стр.301). 
А ведь результат И. Ньютон получил потрясающий. Причем этот результат полностью совпадает с выводами Н.А. Морозова, пришедшего к похожим значениям исходя из физиологии полового созревания в разных местностях и вводящего в соответствие с этим поправки к стандартным хронологиям.
5. Любовь к формулам.
Ньютон не был бы верен себе, если бы не попытался ввести математические методы в свое исследование. Получив, что древние неоправданно увеличивали свои родословные, он вводит некоторую формулу, которая должна учесть эту поправку. Он предлагает сократить все даты, более древние, чем образование Персидской империи, в отношении 20:35, т. е. 4:7. Итак, Ньютон рекомендует поступать по следующей формуле (( - традиционная дата, выраженная в годах до н. э.; ( - искомая точная дата): (( - 535) х 4/7 + 535 = (b.
6. Согласование хронологий.
Эта работа обычно остается за кадром. А заключается она, по сути дела, в перестройке существующего "шаблона". Ньютон каждый раз проверял, не получается ли противоречия между датировками, полученными с помощью всех этих приёмов. Те, кто занимался подобной работой, знает, какой это мучительный и неблагодарный труд, так как он забирает много времени, а результат записывается в несколько строчек. И столь большое время, которое было затрачено Ньютоном на написание своих исторических трудов, состояло в основном из этого согласования, пока, наконец, Ньютону удалось получить хронологию, как ему казалось, совершенно свободную от всяких внутренних противоречий.
Повторим, что если бы нашелся его Дж. Бруно, то мы бы сегодня имели бы схему не Скалигера, а Ньютона, которая в отличие от первой содержала научные методы исследования текстов.


С.И. Вавилов. Исаак Ньютон. М., 1961. Стр. 179-186, Глава Пятнадцатая.
Богословские и исторические работы Ньютона и его религиозные воззрения
Ньютон был несомненно глубоко религиозным человеком и, кроме того, ученым богословом. Локк писал в 1703 г. своему племяннику Кингу следующее: "Ньютон действительно замечательный ученый и не только благодаря своим поразительным достижениям в математике, но и в теологии и благодаря своим большим знаниям в священном писания, в чем мало кто может с ним сравняться". В широких кругах слава Ньютона как богослова была также велика; мы уже приводили выдержки из дневника кембриджского студента де ля Прима от 1692 г., гдe Ньютон именуется "блестящим математиком, философом, богословом и пр.".
В наше время такое совмещение специальностей несомненно покажется странным; в XVII в. это было почти правилом, особенно в Англии. Бойль писал богословские трактаты и учредил особую кафедру для "научной" борьбы с атеизмом. Знаменитый математик Уоллис, имя которого мы неоднократно упоминали, издал множество богословских сочинений; учитель Ньютона Барроу был священником. Гук написал богословское исследование о "Вавилонском столпотворении". Многие ученики и друзья Ньютона были одновременно богословами. Ньютон не представлял исключения в этом смысле, тем более что и семейная обстановка в Вульсторпе (родственники - священники) располагала с ранних лет к занятиям богословием. В этом смысле богословие перешло к Ньютону по наследству и но традиции.
До сих пор опубликованы далеко не все рукописи Ньютона богословского содержания. Редактором наиболее полного собрания трудов Ньютона был епископ Горслей, волей-неволей выбиравший для печати такие рукописи, которые не бросали тени на Ньютона как на еретика. Наиболее подробная биография Ньютона, с большим количеством новых документов, была составлена английским оптиком Брюстером, старавшимся всеми способами доказать совершенство и безукоризненность Ньютона в любых отношениях, в том числе и в смысле правоверия. Новый биограф Л. Мор, не имевший таких тенденции и просмотревший заново архив Ньютона (так называемую "портсмутскую коллекцию"), обнаружил немало документов богословского характера, из которых явствуют "еретические" позиции сэра Исаака.
В начале девяностых годов Ньютоном был написан короткий богословский мемуар "О двух важных искажениях текста священного писания", о котором мы уже упоминали. Мемуар через Локка попал в Голландию, но был напечатан только в 1754 г. Содержание его - историко-филологическая критика латинских переводов двух текстов из апостольских посланий, являющихся опорой церковного догмата троичности. Уже на основании этого мемуара можно было подозревать отрицательное отношение Ньютона к догмату троичности. Мор нашел много не известных до сих пор рукописей Ньютона, посвященных главным образом догмату троичности и спору Ария с Афанасием на Никейском вселенском соборе. Из этих документов, по словам Мора, явствует, что Ньютон был арианцем, т. о. отрицал божественную природу Христа.
Для правильной оценки религиозных мнений Ньютона не следует забывать неразрывной связи политических и религиозных течений в Англии того времени. Протестантизм и арианство Ньютона были одной из форм борьбы с католицизмом Стюартов, с партией тори. Такие же политические корни можно легко проследить почти во всех историко-богословских работах Ньютона. Из них наиболее известны "Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис св. Иоанна", имеющиеся даже в русском переводе неизвестного автора. Книга была написана также в начале девяностых годов, а издана только через 6 лет после смерти Ньютона его племянником Б. Смитом. Полагая несомненной божественность указанных священных книг, Ньютон составляет, так сказать, "словарь символов", в них заключающихся. Он считает, например, что луна обозначает "простой народ", бури и движение облаков - войны и т. д. Истолковывая, далее, пророчества в применении к историческим событиям, Ньютон доказывает, что пророчества якобы выполнились. При этом он крайне скептически относится к возможности предсказания будущего на основании священных книг: "Бог дал это откровение, - пишет Ньютон, - так же как и пророчества Ветхого завета, не ради того, чтобы удовлетворить любопытство людей, делая их способными предузнавать будущее, но ради того, чтобы исполнением их на деле явлен был миру святой промысел, а не проницательность истолкователей". Явная тенденция Ньютона в его комментариях к пророчествам - это доказать гибель папства и разрушение римской церкви; поэтому он с особым старанием ищет доводы в пользу того, что "малый рог четвертого зверя" означает не что иное, как римскую церковь. "Толкования" Ньютона являются типичным примером англиканской богословской рационалистической литературы. Ньютон видит в распространении почитания святых идолопоклонство, в аскетизме и монашестве - ересь и т. д. С другой стороны, богословское сочинение Ньютона красноречиво свидетельствует о его обширной исторической и богословской эрудиции.
В бумагах Ньютона, оставшихся после его смерти, были найдены в очень большом количестве и другие мелкие или незаконченные богословские сочинения, часть которых была напечатана в собрании трудов Ньютона, изданных епископом Горслсем.
Незадолго до смерти Ньютона, в 1725 г., без его согласия был выпущен французский перевод его исторического сочинения "Краткая хронология" (Abrege de Chronologic). С восшествием на английский престол Георга I в 1714 г. Ньютон стал предметом особого внимания английского двора, в особенности принцессы Уэльской, впоследствии королевы английской. Принцесса находилась одновременно в оживленной переписке с Лейбницем и пыталась различными способами помирить с ним Ньютона. Во время одного из салонных разговоров у принцессы Ньютон изложил свою хронологическую систему, основанную на ряде соображений, в частности, на использовании астрономических наблюдений древности (главным образом карты Эвдокса), сочиненную еще в Кембридже. Принцесса пожелала иметь письменное изложение. Рукопись попала в руки аббата Конти, одного из друзей принцессы, игравшего большую роль в попытках примирения Ньютона с Лейбницем. В результате излишней предприимчивости аббата и появилось вышеуказанное весьма искаженное французское издание, снабженное к тому же и опровержением хронологии Ньютона. Ньютону пришлось объясниться по этому поводу на страницах "Philosophical Transactions" и потратить последние месяцы жизни на писание полной хронологии, которая и появилась в печати после его смерти, в 1728 г., под заглавием: "Хронология древних царств с присоединением краткой хроники от первых упоминаний о событиях в Европе до завоевания Персии Александром Великим".
"Хронологией" Ньютон занимался с перерывами около 40 лет; имеются сведения, что первую главу книги он собственноручно переписывал 80 раз. Для ее написания потребовалось внимательное изучение целой библиотеки исторических памятников и философских сочинений. Основная цель, которую преследовал Ньютон в "Хронологии", была, несомненно, чисто религиозная. Многие хронологические данные не совпадали с утверждениями библии, потрясали ее авторитет. Ньютон хотел поддержать этот авторитет, устраняя хронологические противоречия в истории и по-новому толкуя различные тексты и мифы. При этом главная задача состояла в таком сокращении египетской и греческой традиционных хронологий, чтобы они пришли и согласование с библией.
Сочинение Ньютона исходит из мысли, что хронологические сведения, сохранившиеся от древних египтян, греков и т. д., фантастичны и во многих случаях являются только поэтическим вымыслом. Колоссальная протяженность древней истории с отдельными оазисами народов, царств и событий, по его мнению, должна быть чрезвычайно сжата. Для расчета древней хронологии большую роль играет средняя длительность одного поколения, полагаемая Геродотом равной 33 годам. Ньютон возражает против применения этой же меры для средней длительности царствований, как это делает тот же Геродот, и предлагает вместо этого 18-20 лет, основываясь на исторических примерах. Далее, по Ньютону, история в настоящем смысле слова начинается одновременно с цивилизацией. Признаком начала цивилизации, полагает Ньютон, является сложное дифференцированное идолопоклонство. Наконец, Ньютон привлекает для установления хронологии соображения историко-астрономического характера. Точки равноденствий и солнцестояний движутся с востока на запад, в обратном порядке с созвездиями Зодиака. Это попятное движение называют прецессией равноденствий, оно достигает приблизительно одного градуса в 72 года. Отсюда Ньютон определяет время, отделяющее поход аргонавтов от времени изобретения Метоном цикла, в 19 лет. Он полагает, что аргонавты пользовались сферой, изготовленной Хироном, на которой весеннее равноденствие, летнее солнцестояние, осеннее равноденствие и зимнее солнцестояние находились посреди (или на 15") созвездий Овна, Рака, Весов и Козерога. Во времена же Метона равноденствия и солнцестояния находились не на пятнадцатом, а на восьмом градусе тех же созвездий. Поэтому прецессия достигла 7°, что соответствует 504 годам. Метон изобрел свой цикл в 432 г. до н. э., поэтому поход аргонавтов произошел приблизительно в 936 г. до н. э. На основании всех этих соображений и получается укороченная хронологическая шкала по Ньютону. Самая древняя известная нам историческая эпоха соответствует по этой хронологии приблизительно 1125 г. до н. э. Хронология Ньютона, однако, ошибочна, как видно из современных исторических данных. Так же, как и "Толкования", "Хронология" сохранила сейчас интерес только в связи с личностью их автора.
Необходимо отметить, что историко-богословские упражнения Ньютона носят все же ясный отпечаток его точного физико-математического метода, применяемого, правда, к материалу, совершенно не подходящему, и едва ли подходящим образцам. В этом неоднократно обвиняли Ньютона-богослова его современники. Уистон рассказывает, например, что Бентлей упрекал Ньютона в том, что он излагает пророчества так же, как доказательства математических предложений. Нам, людям, опирающимся на наследие более чем двух веков, прошедших после Ньютона, на великие революции, почти невозможно представить себе, зачем автор "Начал", "Оптики" и метода флюксий тратил свое время гения на странные исторические и богословские упражнения. По мнению современного биографа Ньютона Л. Мора: "Если бы он жил в наши дни, он мог бы развлечься в свободные часы всепожирающим чтением детективных романов или решением кроссвордов вместо древней хронологии и библейских пророчеств". Такие слова, однако, - только острота и плод неправильной исторической перспективы.
Указанными сочинениями не исчерпывается религиозная деятельность Ньютона. В практической жизни он, по-видимому, строго различал вероисповедные формы от общей религиозной философии. Когда к нему как к президенту Королевского общества обратилось "Общество развития христианского знания" с просьбой предоставить помещение, он ответил: "Основное правило нашего Общества - не вмешиваться в религию; поэтому ясно, что мы не можем давать повод религиозным обществам вмешиваться в наши дела". Есть и другие свидетельства его свободомыслия и скептицизма. В портсмутской коллекции сохранилась, например, следующая заметка Ньютона о "чудесах": "Чудеса называются так не потому, что они творятся богом, но потому, что они случаются редко, и поэтому удивительны. Если бы они происходили постоянно по определенным законам природы вещей, то они перестали бы казаться удивительными и чудесными и могли бы рассматриваться в философии как часть явлений природы (несмотря на то, что они суть следствие законов природы, наложенных на природу силою Бога), хотя бы причина их и оставалась нам неизвестной".
Наряду с таким "свободомыслием" Ньютон несомненно рассматривал всю свою научную работу в религиозном аспекте. Оба его основных труда - "Начала" и "Оптика" - имеют религиозные завершения, написанные с необычайным подъемом. В последнем поучении "Начал" Ньютон прямо пишет: "Рассуждение о Боге на основании совершающихся явлений, конечно, относится к предмету натуральной философии".
Основной мотив религиозной аргументации Ньютона в применении по крайней мере к астрономическим явлениям сводится к так называемым "начальным условиям". Принципы механики и закон тяготения позволяют описать движения светил, если даны различные начальные условия: масса светила, начальная скорость и положение, положение орбиты на небесной сфере и т. д. Одних принципов для решения задачи, таким образом, недостаточно, нужны начальные данные, которые при данной постановке задачи могут быть произвольными: "Изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и по власти могущественного и премудрого существа", - говорит по этому поводу Ньютон в "Началах".
Ф. Энгельс в "Диалектике природы" дает такую характеристику основной черты научной религиозной философии Ньютона: "Но что особенно характеризует рассматриваемый период, так это - выработка своеобразного общего мировоззрения, центром которого является представление об абсолютной неизменности природы. Согласно этому взгляду, природа, каким бы путем она сама ни возникла, раз уже она имеется налицо, оставалась всегда неизменной, пока она сама существует. Планеты и спутники их, однажды приведенные в движение таинственным "первым толчком", продолжали кружиться по предначертанным им эллипсам во веки веков или, во всяком случае, до скончания всех "вещей". "Для своего бога, - по Энгельсу, - Ньютон оставил еще "первый толчок", но запретил всякое дальнейшее вмешательство в свою солнечную систему".
Ньютон, противник гипотез, аргументируя "начальными условиями" как чем-то первичным, далее не объяснимым, ввел, конечно, совершенно произвольную гипотезу, не оправдавшуюся дальнейшим ходом науки. Космогонические теории (Канта. Лапласа и др.), если и не решили задачи о начальных условиях, то по крайней мере указали принципиальную возможность решения.
Ревностный протестант Роберт Бойль оставил по завещанию средства для того, чтобы каждый год прочитывалось восемь лекций в защиту христианства против атеизма. В 1692 г. чтение этих лекций было поручено директору Тринити-колледжа Ричарду Бентлею. Бентлей решил построить свои последние две лекции на основании "Начал" Ньютона. Просмотрев "Начала" и ряд подсобных математических сочинений, Бентлей обратился непосредственно к Ньютону за разъяснением нескольких недоумении. Четыре письма Ньютона к Бенглею, написанные по этому поводу (1692-1693), содержат очень важный материал как для суждения о взглядах Ньютона на природу тяготения, так и о его религиозных воззрениях; некоторые выдержки из этих писем мы уже приводили выше. Первое письмо начинается таким знаменательным заявлением: "Когда я писал свой труд о системе мира, я направлял свое внимание на такие принципы, которые могут вызвать у мыслящего человека веру в божественное существо, и ничто не доставляет мне такой радости, как видеть себя полезным в этом отношении. Если я, однако, оказал человечеству таким образом некоторую услугу, то обязан этим не чему иному, как трудолюбию и терпеливой мысли". Далее Ньютон касается весьма важного космологического вопроса о распределении масс во вселенной. Если бы масса была распределена в пространстве равномерно, то, полагает Ньютон, благодаря всемирному тяготению она должна бы стянуться в одну сферическую массу где-нибудь в пространстве. В бесконечном пространстве должны бы образоваться бесчисленные сферы, подобные друг другу. В различии светил Ньютон видит новый довод бытия свободной, творящей воли.
Проблема распределения масс во вселенной оживленно дебатировалась лет двадцать назад, главным образом в связи с теорией относительности. Предположение Ньютона о том, что в бесконечной вселенной при справедливости закона тяготения должны образоваться бесчисленные центры тяготения (светила), может выполняться только при определенном начальном распределении масс. Обобщенный закон тяготения Эйнштейна позволяет найти иные пути решения задачи.
В письмах к Бентлею Ньютон развивает те же воззрения о "начальных условиях", о которых мы уже говорили, и категорически отвергает механическую "первичность" тяготения. Если тяготение механически необъяснимо при помощи давления или ударов, причина его, по мнению Ньютона, может быть только нематериальной. В этом последнем смысле Бентлей и понял утверждение Ньютона и излагал его в своих проповедях. Аксиоматичность, недоказуемость "принципов" позволяет Ньютону считать их первичными предначертаниями творца: "При помощи этих принципов, по-видимому, составлены все материальные предметы из твердых частиц, сочетавшихся различным образом мыслящим агентом при первом творении", - пишет Ньютон в "Оптике".
Мы живем в эпоху, когда принципы Ньютона преобразуются, обобщаются; ряд факторов, считающихся Ньютоном первичными, разлагается на более простые, и нам особенно ясна шаткость моста, перебрасываемого Ньютоном между физикой и религией. История науки достаточно ясно показывает рискованность утверждений всякого рода о принципиальных "ignorabi mus" (не узнаем).
Религиозная аргументация Ньютона была с легкостью усвоена современниками и потомками; "Начала" Ньютона были приняты (по едва ли усвоены) не только ученым миром, но и теологами и религиозно настроенными кругами. Первое английское издание "Начал" в 1729 г. в переводе, сделанном Моттом, украшено гравированным фронтисписом. Рисунок, сделанный самим Моттом, наглядно иллюстрирует ту религиозную схему Ньютона, о которой говорит Энгельс в вышеприведенной цитате. Творец вручает Премудрости циркуль и дает предначертания - "принципы", но которым и вычерчивается план вселенной.
Можно проследить длинную череду философов и ученых, усвоивших и развивших религиозные мысли и взгляды Ньютона к XVIII и XIX вв., поэтому с исторической точки зрения нельзя не считаться с огромным влиянием Ньютона и в этом отношении. Соединение примитивного механического материализма с деизмом стало стандартом для очень многих естествоиспытателей ХIХ в. Родоначальником такого мировоззрения (хотя и не в столь грубой и примитивной форме) был несомненно Ньютон, и преодоление его - великая победа диалектического материализма, устранившего, в частности, "неизменность природы" и связанный с нею "первый толчок" ньютоновой схемы.



Н.А. Морозов. Откровение в грозе и буре. 2 издание М., 1907. Стр. 307-311. Приложение II.
Ньютон об Апокалипсисе
(Isaaci Nowtoni Opera guae estant omnia. Commentariis illustrabat Samuel Horsley. T. V. Londini, 1785. На английском языке. Библиотека Пулковской обсерватории)

Когда осенью 1905 г. я вышел из Шлиссельбургской крепости и успел немного ориентироваться в окружающей меня новой жизни, одно из первых моих предприятий было разыскать комментарий Ньютона к Апокалипсису. Великий астроном, казалось мне, не мог не заметить, что апокалиптические звери суть не что иное, как созвездия так хорошо знакомого ему неба.
Получив, наконец, эту книгу сразу в двух экземплярах - один на английском языке из библиотеки Пулковской обсерватории, а другой на латинском в подарок от Л.Ф. Пантелеева, я тотчас же принялся за их чтение. Но, к моему глубокому огорченно, Ньютон ни единым словом не дал понять, что ему известно совпадение апокалиптических зверей с созвездиями неба.
Конечно, в его время еще нельзя было точно определить положение Меркурия, Венеры и Марса за полторы тысячи лет назад, а потому и вычислить время Апокалипсиса во всех подробностях, но все же он должен был догадаться, что это книга астрологическая. Может быть, как человек глубоко религиозный, он боялся такой мысли? Это предположение невольно приходило мне в голову, читая его мистическое толкование.
В своем вступлении1 он говорит, что ложные апокалипсисы Петра, Павла, Фомы, Стефана и Керинфа были написаны в подражание истинному, и упоминает, что в конце IV века в Греции многие сомневались в достоверности самой книги (мы уже видели, что все это было в началe V века). Затем он сразу переходит к тому положению, что толковать скрытое самим Богом было бы безумием.
"Безумие истолкователей, - говорит он, - состояло в том, что они хотели предсказывать сроки и события, как если бы Бог уполномочил их быть пророками. Этой необдуманностью они не только осрамили себя, но и вызвали презрение к самому пророчеству. Намерение Бога было совсем другое. Он дал это пророчество, как и пророчества Старого Завета не для того, чтобы удовлетворить человеческое любопытство, позволив людям знать события заранее, но для того, чтобы после исполнения они были истолкованы самими фактами и собственное предвидение Бога, а не предвидение истолкователей сделалось явным миру". (Idem p. 449.)
Понятно, что для самого гениального человека, подходящего к Апокалипсису с этой предвзятой мыслью, все в нем должно было представляться темно и непонятно, и самые естественные сближения должны были казаться подозрительными и опасными.
"Будущее оправдает Апокалипсис, - говорит Ньютон далее, - а до тех пор удовольствуемся истолкованием того, что уже исполнилось" (p. 449).
Таким образом, совершенно оставляя в стороне всякие астрономические и астрологические сопоставления, Ньютон сразу бросается в мистику.
С этого момента все у него пошло, так сказать, кувырком, как и у всех теологов. "Стеклянное море перед Троном неба" стало представляться ему не небесным сводом, а "медным полом между дверью иудейскаго храма и алтарем"; четыре животные "полные глаз внутри и около" - не созвездиями четырех времен года, полными вечно мерцающих звезд, а "серафимами, которые появились Исаии (в главе IV его пророчества) в видении, подобном апокалиптическому" и т. д., и т. д.
Переходя к исторической части, Ньютон делается более проницательным.
"Греческая империя по эту сторону Евфрата, - говорит он, - представлена (у Даниила) леопардом и козлом, а Латинская империя по эту сторону от Греции представлена (в Апокалипсисе) зверем с семью рогами...". "В последнем разделении империи между сыновьями Феодосия (395 г.) Дракон, - продолжает Ньютон, - дал этому зверю свою силу, и трон и великую власть" (р. 467).
Таким образом, великий астроном совершенно вepно подошел как раз к 395 году, когда был действительно и написан Апокалипсис.
"Второй (двурогий зверь, священнодействующий перед зверем-империей), - говорит он далее, и тоже совершенно верно, - была православная церковь Греческой империи (the second beast which rose up aut of the earth, was the church of the greek empire: for it had two horns like those of the Lamb, p. 467)".
"Ее знак, продолжает он, был + + + (а в другом месте просто один крест), ее имя латинская и число имени ее 666 (and his (beasts) mark is + + +, and his name LATEINOS, and the number of his name 666. Page 468)".
Слова же Апокалипсиса: "ты прав Властелин: они пролили кровь невинных и провозвестников твоих и ты дал им пить кровь", Ньютон совершенно справедливо относит к нетерпимым эдиктам византийских императоров конца IV века, из которых он приводит между прочим эдикт императоров Аркадия и Гонория против несогласных с государственной церковью2.
Таким образом все, в чем Ньютон видел исполнение пророчества, совершилось на самом деле до его действительного возникновения на Патмосе. Все, что было после того, как и следовало ожидать, не оправдалось. В конце своей заметки Ньютон посвящает этим последующим событиям вплоть до 1092 г. только 4 страницы и находит в них, путем натяжек, некоторые пункты согласия с разными выражениями Апокалипсиса. Но его попытки становятся здесь настолько искусственны, что приводить их было бы уместно лишь в том случае, если бы мы захотели убедиться, как теологические предрассудки способны сбить с правильной дороги самые светлые умы.
Вот, к сожалению, все, что я нашел существенного в толковании великого астронома на Апокалипсис. Мистицизм совершенно закрыл своей темной пеленой его обычно проницательные глаза и не дозволил ему разъяснить людям прекрасные, поэтические описания звездного неба, рассыпанные по всей замечательной книгe Иоанна.
На астрономический способ определения многих из христианских праздников указывает то, что рождение Богородицы дано в сентябре, когда солнце находилось в созвездии Девы, рождение Христа - в декабре, когда в полночь проходить через меридиан группа звезд в созвездии Рака, называемая "Ясли", в соответствии с легендой о рождении Иисуса в яслях и т. д.


1 I. Newtoni Opera. Londini, 1785. Т. V, p, z) 4r.
2 "Imp. Arcad. et Honor. A. A. Aureliano Proc. Africae: Hereticorum vocabulo continentur, et latis adversus eos sanctionibus debent succumbere, qui vel levi argumento, a judicio catholicae religionis et tramite detecti fuerint deviare: ideoque experientia tua Euresium haereticum esse cognoscat. Dat i i i Non. Sept. Constantinop. Olibrio et Probino Coss. A. C. 395. Однако пометка "395 г. от Р. X." указывает на вставку переписчика - так как время рождения Егошуа-Ииcyca еще не было тогда известно и его вычислили потом, по видимому, тоже "по звездам".